Да, такая вот внутренняя усмешка. Её просто невозможно остановить. Ведь что-то сейчас усмехается, как, впрочем, и всегда.
На заднем плане что-то всегда усмехается. Что-то посмеивается над тем, кто считает себя здесь столь значительным. Значительным настолько, что не способен смеяться над тем, что с ним происходит.
Эта безмолвная, дружелюбная улыбка на заднем плане — от неё «тебе» никак не избавиться!
И Оно улыбается особенно сильно, когда «ты» думаешь, что мог бы что-то сделать, чтобы достичь Его. Эта шутка нравится Ему больше всего. В неё Оно играет постоянно. На самом деле. Всегда, когда существует время, играется в неё. У «тебя» нет шанса. Даже попытка не насаждать «свою» волю — это попытка насаждать её. Шансов нет.
И Ты — эта тихая улыбка. И Ты же — то барахтающееся существо, которое хочет здесь что-то сделать и которое не умеет смеяться над собой.
Здесь Ты беспомощен. И с этой беспомощностью Ты не можешь смириться. Подойти к этому как можно ближе — это смириться с тем, что Ты не способен смириться.

Утром, еще в полудреме, в так называемом пограничном состоянии возвращении из сна стали возникать интересные мысли, похожие то ли на афоризмы, то ли на цитаты. Но они скорее напоминали следы на мокром песке-сначала отчетливые и четкие, но с каждым мгновением все более размытые, «уходящие» и в конце совсем стертые.
К моменту когда открыл глаза, осознав, что я «вернулся» осталась одна мысль-овечка Почему она осталась и откуда пришла, для меня осталось маленькой тайной.
Карлсон при его невороятном даре летать и испытывать при этом чувство свободы, при его казалось никогда не преходящем состоянии добряка и внешней веселости, оказывается часто впадал в уныние иногда перетекающие в раздражение и даже реактивность. Что же ему мешало испытывать постоянную Радость и Блаженство?...
Вот такая мысль-вопрос осталась на мокром песке))