24 января 2012, 21:42
И я скажу, что я безумен, Себе и Богу в утешение
Когда моя тоска раскроет синий веер
И сонмы дальних звезд его украсят вдруг — Одним своим лицом я повернусь на север,
Другим своим лицом я повернусь на юг.
Одним своим лицом — одним из тысяч многих
Звездообразных лиц — я повернусь туда,
Где все еще бредет-блуждает по дороге
И ждет меня в пути попутная звезда.
И я увижу лик неведомого Бога
Сквозь сотни тысяч лиц — своих или чужих…
— так вот куда вела бредовая дорога,
Так вот куда я брел над пропастью во ржи!..
* * *
Я больше не буду с сумой побираться
И прятать за пазухой крылья нелепо,
Пора мне поближе к себе перебраться,
Пора мне вернуться в господнее небо.
Пора мне на небо ступить осторожно,
Пора мне коснуться лазури устами…
Пускай мое сердце забьется тревожно, — Я вновь на пороге своих испытаний.
И в небе разбуженного восторга
Шепну я, пришлец, обливаясь слезами:
— Ах, вот она, Бог мой, та черствая корка,
Что я для тебя сберегал в мирозданьи!..
* * *
И если надо засветить свечу
И ею разогнать подземный мрак
Я сам себя однажды засвечу,
Я стану светом в сумрачных мирах
***
Опасен и убог, скитаюсь по дорогам — И все-таки я Бог, и даже больше Бога.
Господь, Тебе нужны моленья и осанна, — Меня укроет куст дорожного бурьяна.
Я видел под кустом твое благое темя — Был камень торжеством, окаменело время.
Не Бог я — болью строк легла моя дорога.
И все-таки я Бог и даже больше Бога.
***
Я не хочу, чтобы меня сожгли.
Не превратится кровь земная в дым.
Не превратится в пепел плоть земли.
Уйду на небо облаком седым.
Уйду на небо, стар и седовлас…
Войду в его базарные ряды.
— Почем, — спрошу, — у Бога нынче квас,
У Господа спрошу: — Теперь куды?..
Хочу, чтобы на небе был большак
И чтобы по простору большака
Брела моя сермяжная душа
Блаженного седого дурака.
И если только хлеба каравай
Окажется в худой моей суме,
«Да, Господи, — скажу я, — это рай,
И рай такой, какой был на земле...»
***
Я не совсем уверен,
Что тебе нужны были твои пышные плечи,
Грудь, поднимавшаяся от вздохов,
Густая корона волос.
Когда все это изрядно поизносилось и досталось могильщикам,
На кладбище осталась счастливая девочка,
Вот она перескакивает с одного могильного холмика на другой;
В руке ее легкий сачок,
Она ловит бабочек, лето, смерть.
***
… Если буду в раю и Господь мне покажется глупым,
Или слишком скупым, или, может, смешным стариком, — Я, голодный как пес, откажусь и от райского супа — Не такой это суп — этот рай — и Господь не такой!..
И уйду я из неба — престольного божьего града,
Как ушел от земли и как из дому как-то ушел…
Ухожу от всего… Ничего, ничего мне не надо…
Ах, как нищей душе на просторе вздохнуть хорошо!..
* * *
Я стою, приготовившись к смерти,
Слышу гул нестерпимый вдали…
Так береза, схватившись за ветер,
Отрывает себя от земли.
* * *
Мельница вертится – Богова, чертова.
Имя мое – не мое, а бессчетное.
Я на земле поселил свои области.
Я на земле поселил свои горести.
Царство стихов основал самозваное…
… Люди, простите меня, окаянного.
***
А следом и я за букашкою слепо
На холст травянистый взойду неумело,
Я тот же пришелец — из персти и неба,
Из божьего духа и грешного тела.
Но я был вперемешку: и с радостью детской, и с горем
Старика-страстотерпца, и был на своем я веку
Всяким образом Божьим, и было порой что-то бесье,
Что-то бесье во мне. Но мечтал я о вольном крыле,
И я все-таки птица, когда я гляжу в поднебесье
И когда забываю, как долго я жил на земле.
Пускай негаданно я умер,
Но ведь придет и воскрешение,
И я скажу, что я безумен,
Себе и Богу в утешение.
***
Процессия никудышных
Застыла у божьих врат…
И глянул тогда Всевышний,
И вещий потупил взгляд.
– Михоэл, – сказал он тихо, –
Ко мне ты пришел не зря…
Ты столько изведал лиха,
Что светишься, как заря.
Ты столько изведал бедствий,
Тщедушный мой богатырь…
Позволь же и мне согреться
В лучах твоей доброты.
Позволь же и мне с сумою
Брести за тобой, как слепцу,
А ты называйся Мною –
Величье тебе к лицу…
Вениамин Блаженный
И сонмы дальних звезд его украсят вдруг — Одним своим лицом я повернусь на север,
Другим своим лицом я повернусь на юг.
Одним своим лицом — одним из тысяч многих
Звездообразных лиц — я повернусь туда,
Где все еще бредет-блуждает по дороге
И ждет меня в пути попутная звезда.
И я увижу лик неведомого Бога
Сквозь сотни тысяч лиц — своих или чужих…
— так вот куда вела бредовая дорога,
Так вот куда я брел над пропастью во ржи!..
* * *
Я больше не буду с сумой побираться
И прятать за пазухой крылья нелепо,
Пора мне поближе к себе перебраться,
Пора мне вернуться в господнее небо.
Пора мне на небо ступить осторожно,
Пора мне коснуться лазури устами…
Пускай мое сердце забьется тревожно, — Я вновь на пороге своих испытаний.
И в небе разбуженного восторга
Шепну я, пришлец, обливаясь слезами:
— Ах, вот она, Бог мой, та черствая корка,
Что я для тебя сберегал в мирозданьи!..
* * *
И если надо засветить свечу
И ею разогнать подземный мрак
Я сам себя однажды засвечу,
Я стану светом в сумрачных мирах
***
Опасен и убог, скитаюсь по дорогам — И все-таки я Бог, и даже больше Бога.
Господь, Тебе нужны моленья и осанна, — Меня укроет куст дорожного бурьяна.
Я видел под кустом твое благое темя — Был камень торжеством, окаменело время.
Не Бог я — болью строк легла моя дорога.
И все-таки я Бог и даже больше Бога.
***
Я не хочу, чтобы меня сожгли.
Не превратится кровь земная в дым.
Не превратится в пепел плоть земли.
Уйду на небо облаком седым.
Уйду на небо, стар и седовлас…
Войду в его базарные ряды.
— Почем, — спрошу, — у Бога нынче квас,
У Господа спрошу: — Теперь куды?..
Хочу, чтобы на небе был большак
И чтобы по простору большака
Брела моя сермяжная душа
Блаженного седого дурака.
И если только хлеба каравай
Окажется в худой моей суме,
«Да, Господи, — скажу я, — это рай,
И рай такой, какой был на земле...»
***
Я не совсем уверен,
Что тебе нужны были твои пышные плечи,
Грудь, поднимавшаяся от вздохов,
Густая корона волос.
Когда все это изрядно поизносилось и досталось могильщикам,
На кладбище осталась счастливая девочка,
Вот она перескакивает с одного могильного холмика на другой;
В руке ее легкий сачок,
Она ловит бабочек, лето, смерть.
***
… Если буду в раю и Господь мне покажется глупым,
Или слишком скупым, или, может, смешным стариком, — Я, голодный как пес, откажусь и от райского супа — Не такой это суп — этот рай — и Господь не такой!..
И уйду я из неба — престольного божьего града,
Как ушел от земли и как из дому как-то ушел…
Ухожу от всего… Ничего, ничего мне не надо…
Ах, как нищей душе на просторе вздохнуть хорошо!..
* * *
Я стою, приготовившись к смерти,
Слышу гул нестерпимый вдали…
Так береза, схватившись за ветер,
Отрывает себя от земли.
* * *
Мельница вертится – Богова, чертова.
Имя мое – не мое, а бессчетное.
Я на земле поселил свои области.
Я на земле поселил свои горести.
Царство стихов основал самозваное…
… Люди, простите меня, окаянного.
***
А следом и я за букашкою слепо
На холст травянистый взойду неумело,
Я тот же пришелец — из персти и неба,
Из божьего духа и грешного тела.
Но я был вперемешку: и с радостью детской, и с горем
Старика-страстотерпца, и был на своем я веку
Всяким образом Божьим, и было порой что-то бесье,
Что-то бесье во мне. Но мечтал я о вольном крыле,
И я все-таки птица, когда я гляжу в поднебесье
И когда забываю, как долго я жил на земле.
Пускай негаданно я умер,
Но ведь придет и воскрешение,
И я скажу, что я безумен,
Себе и Богу в утешение.
***
Процессия никудышных
Застыла у божьих врат…
И глянул тогда Всевышний,
И вещий потупил взгляд.
– Михоэл, – сказал он тихо, –
Ко мне ты пришел не зря…
Ты столько изведал лиха,
Что светишься, как заря.
Ты столько изведал бедствий,
Тщедушный мой богатырь…
Позволь же и мне согреться
В лучах твоей доброты.
Позволь же и мне с сумою
Брести за тобой, как слепцу,
А ты называйся Мною –
Величье тебе к лицу…
Вениамин Блаженный