Я в лодке, как в люльке, качаюсь,
похоже, я тихо кончаюсь.
Вода подо мной голубая;
я тихо себе улыбаюсь…
Но часто, ребята, клетчатка
имеет способность кончаться.
как видите, я не печалюсь,
хотя незаметно кончаюсь
и замки воздушные строю
весною над сизой водою.
Стоишь ли у витрины магазинной
напротив полированных зеркал,
своей вполне благопристойной мины
разглядывая чувственный оскал, —
в том отраженьи лишь наполовину
свое изображенье ты узнал,
как в павильоне хохота — вагину
напоминает рта мясной провал.
Найдешь ли ты благую середину,
необходимый тот водораздел
меж собственною творческой личиной,
спокойно-царственной и белой, словно мел, —
и отвратительно-багровой образиной,
вместилищем кишащих микротел? Милый Феликс, прости меня за неудачный художественный ряд. Киска подвернулась под руку. Уж очень похож на образину… бедное животное. Я очень тебя люблю и не хочу расстраивать, но киска такая прикольная!
С умом младенца, с тельцем старика —
опять я там, где братские могилы.
И я устал. И не имея силы,
моя не поднимается рука,
чтоб эти плиты, ржавые слегка,
крестное знаменье как знаменем накрыло.
Какой бедою удесятерило
печаль дрожащих лепестков венка?
Так слезы мреют в глубине зрачков
и говорят о грусти необъятной
красноречивей бесполезных слов.
Но жизни всей разрозненные пятна
слагаются лишь здесь в прообраз цельный.
Сказать ее нельзя членораздельней.
ayurveda-kiev
