Я выбираю солнца свет
Я выбираю воздуха прохладу
И в бесконечном фейерверке вед
Не выбираю выбора досаду.

Я вижу ясно суток нищету
Но как волна сменяется волною
В галактике звездою прорасту
И семя дара крыльями раскрою.

Оно горит началом звездных рек
Я человек я альфа и омега
В себе несу вселенной мерный бег
И небо расстилаю для разбега.

Сейчас пока горит желаньем плоть
И сердце бьется радостно и сильно
Меня за руку поведет господь
Одарит своей милостью обильно.

И этот дом и этот день и этот век
Что может быть пронзительней и проще
Стоять в истоке звездных рек
Как дерево в священной роще.

И выбирать и свет и тьму и сон
И солнца зной и неба неизбежность
Вдыхать любовь со всех сторон…

О Господи, святая нежность.

Веди меня словно мазок
Твоей божественной картины
И бьется жилка о висок
Дней разрывая путину.

Там, на вершине горы,
Замок белеет могучий
Над молодою листвой…

Это дар когда пробита грудь
Невозможным светом в каждой искре
Это путь
И больше не вдохнуть
Легкие полны огнем пречистым
Это тьма
Посметь в нее уйти
Под волну
До дна
До черной зыби
И раскинуть руки…
Не спасти
Ни друзей ни близких ни любимых
Сорок лет в пустыне
Без пути.
Что еще судьба твоя отнимет?
И за все один бесценный дар,
Каждым вдохом воскрешать живущих,
И пройдя сквозь слов седую гарь,
Делать мир прозрачнее и лучше.

Вот оно — знакомый наизусть
Мягкий плеск, залитый серебром…
— Ничего… И я ему молюсь
Ни о чем.

Ни на небе и ни на воде,
ни в далекой линии огня — Н и ч е г о, разлитое везде,
Н и ч е г о, входящее в меня.
И без слова, без конца, без сна,
с сердцем, точно растворенный дом,
я молюсь, как тихая сосна,
Ни о чем.

Море весною
Зыблется тихо весь день,
Зыблется тихо…

А ты готов уйти, и безвозвратно,
Оставив все что любишь позади?
Конечно нет! Возмолишь троекратно,
И пустота в груди.
Мой сон продлился.
Сад, а в нем оливы,
Костер и тени от костра,
И кто- то плачет молчаливо.
Неужто он?
Не увидать.
Лишь ветки перекрестьем.
Живы,
Пока еще спокойно спят
Двенадцать их, а где Учитель?
Не спит,
Дрожит словно больной,
Какой-то странный и смурной,
Как будто что-то знает точно,
Но ничего не изменить.
Как висельник на ставке очной,
Хитона дергает он нить.
Ответа нет.
Молчат оливы.
Я есть не тело он твердит…

Плоть гвозди дергают игриво,
О, боже, как нога болит!

Сон прерывается.
Спросонья,
«Так, где я расцарапал грудь»
Глаза закроешь, снятся кони
И каменистой боли путь.
На голове колпак
И клетка.
Вокруг вонючих лиц река.
Вот камень попадает метко.
О, боже, как болит рука.
Опять гвоздем пробьют запястье,
Не удержать иначе вес.
Сон, как картежник, спутал масти,
Еретика — на трон небес.
Глаза откроешь, вновь приснилось,
После сатсанга, на троих,
Конечно, выпили за милость,
И за утрату нас самих.
Дружище за бокалом пива
Все очень просто доказал:
Я — это мысль.
Живи счастливо!
А дальше что?
Дошел, упал,
Уснул,
Проснулся…
Небо красно — буро,
Костры и крики голытьбы,
И жизнь дешевле, чем окурок.
Крепи чекистские ряды!
Я — это мысль?
Тут нет вопросов.
Особой тройки кабинет.
Плоть иллюзорна?
Скоро осень,
Она хранит его портрет.
А он без права переписки,
Что просто значит — расстрелять…

Не надо было пить мне виски,
Так, вновь уснул, пойду гулять.
Продумать надо хорошенько
Все то, что мастер рассказал.
Я — это мысль!
Скотина Генка, зачем он водку намешал.
Сидели, чинно говорили,
Всем все понятно, Я — лишь мысль.
Кого там так бичами били?
Ах, это сон.
А ну-ка брысь!
Себя утратить я намерен.
Я — это мысль! Кого жалеть?

И дух сочтен твой и измерен,
И разрезает кожу плеть.

На мастера ты смотришь кто же он,
Такой же человек, что несомненно,
А может быть он небом окрылен,
И видит мир как пузырьки от пены?

Мне взгляд его лишь мука и испуг.
Во тьме сияет зеркало из света,
И в нем ничтожность всех моих потуг,
И невозможность выдумки ответа.

Я лучше в медитации ночной,
В своем пупе увижу лотос белый,
И буду нежно говорить с собой,
И сам себя во тьму вести умело.

Потом познав, всю глубь своих мозгов,
Увижу в мыслях личное самадхи,
И буду всем вокруг вещать готов,
Что вырос как сорняк на грядке.

Ты смотришь на кристалл и в каждой грани
Себя ты видишь утонув в обмане
И гордый зрак на пирамиду вздев
Рычишь как солнцеликий лев.

Уже познав все имена и формы
Определив кто Будда кто Иисус
Один паришь несом потоком горным
Не замечая дьявола искус.

А там во тьме за гранями кристалла
Святая чистота призыв свой шлет
И если роза розою молчала
То кто ее фиалкой назовет.

Измененный вариант стиха уже опубликованного на сайте.

Мы надеваем маску на ничто,
Ее собою называя.
Себя, в себе не узнавая.

Вот Я гордец, а вот печальник Я,
Вот злюсь, иль радуюсь нежданно,
Цепочка вспышек, Бога лик,
Меж ними бездна без названья.

Вот пустота, ах чудный миг…
Потом печаль, Я вновь возник.
Так нет меня, но возникаю,
Себя с собой соединяю,
Потом страдаю от того,
Что не утратил Я Его.

Но как сказать и кто услышит,
Как небо облако колышет,
Как лист качает ветра сон,
Как образ в зеркало влюблен.
Весь мир свершает плавный ход,
Но нет того кто всех ведет.

Его создал досужий ум,
И стал он повелитель дум.
Его слепив из пустоты,
Прорезал в нем свои черты.

А я печальник и гордец,
Стучу как множество сердец,
За каждым звуком тишина,
И неизменна лишь она.

Она себя не узнает,
И продолжается мой ход.
Из ниоткуда в никуда,
Течет прозрачная вода.

Я поднялся на холм,
Полон грусти — и что же:
Там шиповник в цвету!