О, Господь! почему ты для голоса своего
Выбрал худшего из живущих?
Ты, источник всего,
Не нашел никого лучше?

Как укрыться от Божьих слов?
Невместима душа для Бога.
Рушит слово ее альков,
Обнажает ее… убого
Будет нищей она стоять.
Лишь тряпьем прикрывая язвы.
Заплати и пойдет как блядь,
Имитировать духоргазмы.

Но в горячке веселых игр,
Бог берет меня словно рупор,
И тогда исчезает мир…
И неважно я умный, глупый,
Честный, лживый, иль никакой…
Слово крошит ударом зубы.
Разрывает язык собой.

Слово ранит как меч из горла
Тех, кто помнит небесный сад.
Те, кто душу открыл покорно,
Даже часть его не вместят.

Невозможно вобрать нам это,
Невозможно его сказать.
Лишь сгорая, мы станем светом,
Но углям о том не узнать.

Меджуд во сне увидел облик Лейлы,
И потерял покой и сон.
Пустыни ветер прах его развеял,
Унес мечты… лишь эхом боли стон.

Он каждый день искал ее в прохожих,
Он как безумный по пескам бродил,
Ее дыханье чувствовал он кожей,
И напрягая каждую из жил…
Он к ней тянулся на разрыв аорты…
Но не нашел, не встретил, не узнал.
Лишь волк пустыни, скорбные аккорды,
Провыл, проплакал, промолчал.

Так мы, не ведаем начала,
ни нашей боли, ни мечте.
И почему нам мира мало,
И тянет сердце к высоте.

В каком из снов любовью заболели?
Где проглотили этот сладкий яд?
И почему все стало ярко белым,
И нестерпимым во сто крат?

Теперь искать неведомую Лейлу.
Не находить или найдя терять.
И быть безумным, яростным и смелым,
И осторожным, как Багдадский тать.

Все для того, что бы склонив колени,
Ее увидеть в зеркале ручья…
Но обернувшись, видишь только тени
И эхом крик не я, не я, не я…

Каждый, кто вступил на духовный путь, был обманут, его привлекли идеальные миражи прекрасных дворцов, чистых вод, сказочных существ и полных бесконечной любви и мудрости ангелов. Этот мираж не дает наслаждаться, ни одним из проявлений человеческой жизни. Все, что может предложить мир, гаснет, перед сияющем образом в сердце. Этот образ, уже не знает формы и прячется под множеством имен: Абсолют, Атман, Чистые земли, Царствие Небесное. Слабые духом разочаровываются на полпути, найдя гору стекляшек, объявляют их драгоценным островом и концом пути. Другие, смиряются с невозможностью и уходят в мир серых стен и закопченного неба, объявляя их единственной реальностью. И только малая часть тех, кто был для этого рожден, даже распознав обман, продолжают этот путь и умирают на нем, в бесконечной радости и свободе.
Читать дальше →

Все мы просто узоры,
На морозном стекле.
Наши жизни повторы…
И всегда вдалеке
Те, кого превозносим,
Те, кого проклянем.
Неизбежно как осень,
Мы однажды уснем.
Мы уснем, а узоры
Будут так же мерцать,
И великие горы,
Белой птицей летать.
Наши боги, богини,
Искрящийся снег.
На прозрачной картине,
Где велик только смех.

Когда Господь над водами носился,
Он был всесилен тем, что не творил.
Так женщина на волны смотрит с пирса,
Все потеряв, своих не зная сил.
Не зная жизнь, что в глубине трепещет.
Не ведая, что все начнет с нуля…
Что потечет зима водою вешней,
Согреет солнце стылые поля.
Зерно умрет, пожертвовав собою.
И колос –луч осветит неба свод.
А после упадет звездою
И вновь начнет из тьмы земной исход.
Так и Господь провел себе пределы,
Пожертвовав всесилием своим.
Он разделил, как школьник делит мелом
Того, кто любит с тем, кто так любим.
Себя обрек, всегда к себе стремится,
Ломая корку выжженной земли.
Себя молить, давать себе напиться
И умирать… зерном в сухой пыли.

Когда актер свою сыграет роль, она уходит в зеркало гримерки.
И там живет, играя лишь себя, в холодной тишине стеклянной жизни.
Она одна и не с кем ей играть, там нет друзей, но и врагов не сыщешь.
Там нет дорог…. начало и конец, неразделимы перед альмагамой.
Там нет…
Кого же ей играть, кого пронзать отточенной рапирой?
Кого в безумной страсти целовать и для кого завоевать полмира?
И мир — лишь блики на стекле… В нем тьма, потухли канделябры.
В углу наверно призрак спит, а может — тень от старой швабры.
И роль уснула, пусть поспит… Пусть ей приснится жизнь актера.
Он перед зеркалом стоит, а театр гудит, все ждут повтора.
На бис, на бис его зовут… И роль выходит … салютует…
Там нет веков и нет минут. И даже… да не будет всуе,
Без смысла сказано о нем… Том, кто играет эти роли…
Так что для ясности замнем, у роли в сцене много боли.
Страданий много и труда, и радости еще немало…
Упала в зеркале звезда, как роль во сне своем мечтала.
Но не придут за ней волхвы, лишь утром Зина или Маша
Протрет зеркала и столы… и будет так испита чаша.
А вот и в зеркале актер… Пригладил ус, слюнявя пальцы,
И вышел, на расправу скор, сразить предателя- испанца.
Читать дальше →

Одиночества печать
Толи плакать толь молчать
Иль гулять себя забыв
Проживая на надрыв.
Ненужны мы никому
Только Богу одному.
Каждый в Боге одинок
Каждый одинокий бог
Что над водами летит
Каждый белой ниткой шит…
Каждый старый Франкенштейн
Гонят все его взашей
Отрекаясь, предают
Говоря все very good.
Все мы листья на ветру
Все мы дымка поутру
Все уйдем мы в свой черед
Когда кончится завод.
Мы лучи, а Солнца диск
Продолжает свой каприз.
Мы волна, а Океан
Провожает ураган.
Мы шитье, а Бог швея…
Крестик, крестик Я и Я.
Читать дальше →

Нет другого, я один,
Средь бесчисленных личин,
Отражаемых в стекле,
Словно бог навеселе,
Ищет средь кривых зеркал,
То что он не потерял.
А вокруг кривит стекло,
То, что болью унесло.
То, что зреет вдалеке,
Как туманы на реке.
Детство, юность, старость, смерть…
Все успеешь рассмотреть.
В зеркалах вокруг меня,
Жизнь проходит ум пьяня.
Не увидеть лишь одно,
Где у ока стынет дно.
Кто же смотрится в стекло?
Словно сердце замело.
С замороженной дырой,
Не увидишь облик свой.
Смотришь, молча в темноту,
Ищешь хрупкую мечту.
Свет сердечный, Божий лик…
Не увидишь, не привык.
Стынут рожи в зеркалах,
Стынет в сердце древний страх,
Стынет тьма в моих глазах…
А за тьмою света взмах…
Все в мечтах, слепых мечтах…
В лабиринте из зеркал,
Я один убог и мал.
Пьяный бог разбил стекло,
Семь лет бедствий принесло.
Семью семижды грядет…
И за годом год как лот,
Опускаю в сердца тьму,
И баюкаю вину.
И страшусь себя узнать.
На спине отец и мать,
Толи горб толи крыла…
Зеркала вы зеркала.
Я великий, я смешной…
Говорю всегда с собой.
И смотрю всегда в себя.
Не спасая не губя,
Пьяный миром вечный бог,
Отражений сплел венок.
Потерял начала нить,
И продолжил время пить.
Читать дальше →

Было ли, не было, то неизвестно доныне, древние мифы о том повествуют для смертных.
Боги богини и прочие Хаоса дети, звездной дорогой идут меж созвездий слепящих.
Каждому богу, положена, свита из смертных, тех, кто тенями пройдет и вернется на небо.
Долгой дорогой пугают их космоса звери, в ужасе души теряют сознанье и веру.
Падают в пасть беспощадного мира земного, только тоска остается при взгляде на небо.
Только лишь память знобит об уделе прекрасном, следовать рядом с возлюбленным богом по небу.
Облики бога во всем ищет смертная сущность, в каждом мужчине и в женщине каждой… напрасно.
Мифы и сказки творит для детишек и взрослых, молча страдает, пытаясь стать богом забытым.
Вечен в душе как клеймо отпечаток небесный, вечен страдальческий поиск дороги на небо.
Мало всегда этим душам земного покоя, мало им счастья и мало любого успеха.
Боги зовут их, но плоть не пускает, тяжек удел невозможности быть рядом с богом
Жизнь свою строят они по божественным меркам, тот, кто был в свите Арея, о бое мечтает.
Та, что прекрасной Венере платок подавала, сердце героя срывает как плод переспевший.
Мрачною силой живет виночерпий Аида, муз приглашает на танец любимый певец Аполлона.
Жить, так как боги когда то тебя научили, все что доступно как счастье живущих недолго
Много же боли и много тяжелых страданий тех ожидает, кто бога в себе не увидел.
Хаос великий, что время родил и пространство, в каждом живущем живет обещанием Бога.
Шуньей его называют на снежном Тибете, Духом святым нарекают на русских просторах.
Только немногим, кто ищет не бога, иного, то, что стоит за кулисами этого театра,
То, что сквозит сквозь прорехи нелепого мира, то, что пугает не тьмою, а тем что за тьмою…
Их, даже встреча с потерянным богом, не привлекает, как смысл для коротко живущих.
Прочим же радости пира довольно, духом вернуться в кортеж долгожданного бога.
Вместе с Гефестом работать в подземных глубинах и с Афродитой гулять по небесному лугу.
Шунья святая всегда всех к себе принимает, боги иль люди иль демоны ада
Все исчезают, рождаются в новых обличьях, только лишь Шунья во всем пребывает незримо.

Шунья (санскр., букв.- пустота), одно из осн. понятий буддизма махаяны, психич. состояние, в к-ром снимается противопоставление реальности и нереальности, бытия и небытия, что служит гл. признаком «освобождения» (нирваны). Впервые появилось в «Праджа-парамита-сутрах» («Сутрах о высшей мудрости»), развито в учении Нагарджуны (см. Мадхьямика).
(Большой Российский энциклопедический словарь)
Читать дальше →

Как- то уживается черное и белое.
Как -то открывается хилое и смелое.
В этом тигле личности пузырьками бегают.
Молвят околичности ничего не ведают.
Только лишь намеками, робкими зароками,
Черными уроками да большими сроками.
От суммы и посоха- до дворца как посуху.
От дворца царевого- до венца тернового.
От крестом распятого- до себя богатого.
Вся душа заплатами, рыцарскими латами.
Сердце оборонено, горе постороннему,
Ножики заточены будут раскурочены.
Облики непрочные, масочки порочные…
От себя до дьявола, от себя до ангела.
Рушатся все правила, ничего не правильно.
Зацепиться не за что, пропадать- так с песнями,
Принимать- так с нежностью, танцевать- так с лешими,
Воскресать- так облаком, умирать- так дождиком…
И прожить- не волоком, а под ручку с Боженькой.

Ты все свершил? Тогда умри!
Зачем влачить года как гири?
Свободным духом воспари!
Звездой гори на звездном пире!

Герой уходит в никуда
Как птица, растворяясь в небе,
Презрев и зной, и холода,
И рая свет, и тьму эреба.

Свободный, чистый и нагой,
Не зная боли и печали,
Не видя неба над собой,
Не видя тех, кто в смерть упали…

Его от горя не знобит,
Его от счастья не возносит,
Бредет сквозь время вечный жид,
Быть человеком Бога просит.

Архат, Бессмертный, Агасфер…
Из круга в круг, слепой сансары,
Меняя оболочки тел…
Не избежать бессмертья кары.

Пока кричит от боли мир,
Пусть иллюзорной, но смертельной
Не воспарить в пустой эфир…
Один лишь путь: зерном на жернов.

Перемолоть себя в муку
И накормить собою нищих…
Так радуйся, народ, ликуй,
Бог — есть питье твое и пища!

Бог есть пристанище, оплот…
И нет отдельного от Бога!
И кто? Куда? Зачем уйдет?
Когда от Бога и до Бога
Нет ни дороги, ни моста…
И смотрит нежно, ясно, строго
Святого Духа простота.