Бьется муха о стекло — вот она свобода.
Хочет облачком, легко, плыть по небосводу.
За стеклом зовет простор, пролетают птицы,
Но не может до сих пор муха к ним пробиться.
За спиной открыта дверь, сквознячок играет…
«Муха, муха… верь, не верь — нет другого рая».
Мухобойка или мед — смерть бывает разной.
Иль прекрасный стриж склюет на горе алмазной.
Если бы не подвиг твой, не было бы строчек.
Будешь вечно ты живой, точкой среди точек.

Что движет атомом, то движет и звездой
Прекрасная, безжалостная сила
Она рождает жизнь из тьмы и ила
И разрушает сонных вод покой.

Как хрупок мир в ее объятьях страстных
Но бесконечен созиданья миг
За маской пустоты свет- лик
Невыносимо ясный.

Увидеть мир как двоичный код
Не предполагающий времени и пространства
Не знающий слова от
Вне хаоса и постоянства
Глаз видящий лишь себя
Ухо, приникшее к тишине
И слушающее как кровь
Выстукивает азбуку Морзе.
Некого спасать из этой бездны
Боги и демоны, феи и дакини
Лишь чередование точек и тире.
Жертва и искупление
Книга Бытия и откровение Иоана
Будда и Люцифер лишь прерывистый стук
Ушных молоточков, который некому слушать.

Не заходите за черту
Звуки падают на лету
День хранит от меня тщету
Выбирая всегда не ту.
За чертою гремучий страх
Исчезает в зовущей тьме
И я тьмою как плод пропах
Упаду навсегда во вне.
Разбросает по миражам
Разобьет миражи на звон
И закончит со мною там
Где из сна исчезает сон.

***

Сердце чистое-чистое, высоко-высоко,
мысли быстрые-быстрые,
и снега далеко простираются внешние.
А внутри по песку скачут пташечки вешние, позабыв про тоску.
Скачут крошечки-мушечки, берега-берега,
я сижу на опушечке, за спиною пурга.
Я стою у березыньки, потихоньку пою,
кто-то маленький, розовый слышит песню мою.
Хорошо мне по краюшку проходить босиком.
Если это не рай еще, то я с ним не знаком.
Я не ведаю вечности, да и как я могу,
посреди бесконечности устоять на бегу

Пётр Николаевич Мамонов

И нет, и не было страданий, и прекращений их не будет!
Кто спрячется под Будды дланью? И как судимы, будут судьи?
Где смерти жало затупится, кто умирал и кто воскреснет?
Клекочут мысли, словно птицы и «Курс чудес» их звонкой песней.
Кто охраняет Грааль волшебный? Кто бдит сторожевым у рая?
Кому направлены молебны, и кто о знании не знает?
Все чудесатей, чудесатей, кота чеширского улыбка…
И пацаны все без понятий, но невозможна и ошибка.

О, изворотливый мой бог,
Ты змей, меня в себе создавший.
Меня ласкающий, хранящий, манящий
Призраком дорог.
Ты уроборус многоглавый.
Из мыслей лик твоих чешуй.
Ты тихо шепчешь: не взыскуй,
Тобою правлю я по праву.
Твой зуб, твой глаз, твой хвост гремучий-
Моя опора и оплот.
Да, ты насильник и проглот,
Но я не знаю доли лучшей.
Погибнешь ты — и я умру.
С тобою мы неразделимы.
И потому все стрелы мимо,
Но тени правят поутру.
Когда же солнце на двенадцать,
То ты не бог, а тени след.
Тебя и не было, и нет
И некому с тобой сражаться.

Каждой травинке, каждому камню, каждой звезде на ночном небе, свое место!
Каждому, этому, явлению сопутствовало наличие именно тех обусловленностей, что были необходимы!
Между травинкой и звездой — нет моста, их нельзя поставить на одну чашу!
Травинка пробивает асфальт, звезда сияет в небе!
Пробив асфальт, травинка «купается» в свете ночной звезды…

Не найти дороги к Богу
Не уйти с его небес
Смерть не сводит жизнь к итогу
Даже если мысли вес
Обретает плотность боли
И в разрушенных сердцах
Миг наполнен божьей волей
Утешающей наш страх.

Все что скажешь, будет ложь.
Это тоже.
И итожишь
Отражения из кош.
В языке живут спряженья,
Лживых истин разветвленья.
Было, будет, просто быть,
Вьют связующую нить,
Из влекущих миражей,
Облекая призрак шей.
Не ошейник, а петля
Для
Рулевого у руля.
Но и он лишь призрак лжи.
Ей служу, и ты служи.
Нам не выбраться из зги.
Боже ложный помоги.
Боже истинный без слов,
Собирает свой улов.