… Однажды во время молитвы блаженный Макарий услышал голос: «Макарий, ты не достиг еще такого совершенства, как две женщины, живущие в городе». Смиренный подвижник, взяв свой посох, пошел в город, нашел дом, где жили женщины, и постучал. Женщины приняли его с радостью, а преподобный сказал: «Ради вас я пришел из дальней пустыни и хочу знать о ваших добрых делах, расскажите о них, ничего не скрывая». Женщины с удивлением ответили: «Мы живем со своими мужьями, у нас нет никаких добродетелей». Однако святой продолжал настаивать, и тогда женщины рассказали ему: «Мы вышли замуж за родных братьев. За всё время совместной жизни мы не сказали друг другу ни одного злого или обидного слова и никогда не ссорились между собой. Мы просили своих мужей отпустить нас в женский монастырь, но они не соглашаются, и мы дали обет не произносить ни одного мирского слова до смерти». Святой подвижник прославил Бога и сказал: «Поистине Господь не ищет девы или замужней, ни инока, ни мирянина, но ценит свободное намерение человека и на добровольное его произволение посылает благодать Святого Духа, которая действует и управляет жизнью каждого человека, стремящегося спастись».

«Любовь, — говорил старец словами апостола, — все прощает, долготерпит, не осуждает, ничего чужого не желает, не завидует.
Любовь покрывает все. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом, такому диавол мешать не может, а где только по долгу, там он все-таки старается помешать и тем и другим».
Любовь, конечно, выше всего. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь ее иметь, то делай дела любви, хотя сначала и без любви. Господь увидит твое желание и старание и вложит в сердце твое истинную любовь. А главное, когда заметишь, что погрешил против любви, сейчас же исповедуй это старцу. Это может быть иногда от дурного сердца, а иногда от врага. Сама ты не можешь этого разобрать; а когда исповедуешь, враг и отойдет.
Кто имеет дурное сердце, не должен отчаиваться, потому что с помощью Божией человек может исправить свое сердце. Нужно только внимательно следить за собою и не упускать случая быть полезным ближним, часто открываться старцу и творить посильную милостыню. Этого, конечно, нельзя сделать вдруг, но Господь долготерпит. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность или же не видит никакой надежды на его исправление.
Трудящемуся Бог посылает милость, а любящему утешение.
«Любить надо, — говорил еще старец, — а привязываться не надо.

В душе затмение:
Слабею волею,
И, тем не менее,
Тянусь тем более,
Тянусь к устойчивым,
Несокрушаемым,
Всегда настойчивым,
Неподражаемым.
Бреду, со вздохами,
К небесной радости,
Питаясь крохами
Их вечной святости!

Люди жизнь исследуют наощупь.
Осязают, пробуют на вкус.
От одних нам остаются мощи,
От других — растерянность и грусть!

От одних нам остаются споры,
Бесконечная война идей.
От других — цветущие просторы
Для таких, как и они, людей!

***

Я брел сквозь дождь, через столетья,
Роскошной радугой ласкаем.
И пахли травы и соцветья,
И все просторы пахли маем!

И падал с шумом на дубравы
Не дождь, но как бы сноп сиянья…
Ведь он сходил не ради славы,
А из любви и состраданья.

***

Алыча.

Спит земля, как будто неживая.
Спит земля уже который год.
Но на ней, усталости не зная,
Алыча торжественно цветет,
Аромат чудесный выдыхая.

Ум доверчив к малым утешеньям
Незатейливой весенней суеты.
Алыча цветет – я полон восхищенья,
Алыча цветет – и я прошу прощенья,
Ведь ее, Господь, затем и создал Ты,
Чтобы я искал с Тобой общенья
В трудном подвиге сердечной чистоты.

***

Лик моря спокоен и ровен.
От края до края – покой.
А купол небесный огромен
И тоже, как море, живой.

И где-то у самого края,
В пространстве растет теплоход.
Мне кажется – я понимаю,
Как это пространство живет.

И в этом живом обращеньи
Нет места незнанью Того,
Кто нам предлагает общенье,
В обмен не прося ничего.

Как все запутанно и странно.
И только ровный тихий свет,
Когда душе совсем туманно,
Приходит к ней на склоне лет.

И обнажает расстоянья
Иная в сердце глубина,
Которой даже нет названья,
А только свет и тишина.

Какой же терпкий плод у жизни,
Когда его не в срок сорвешь!
И только свет совсем не лишний,
Когда его уже не ждешь…

Сердцем распоряжаться никто не властен. Оно живет особой жизнью. Само по себе радуется, само по себе печалится. И тут с ним ничего не поделаешь. Только Владыка всяческих, все содержащий в деснице Своей, властен входить в него и влагать в него чувства, не соображаясь с естественными течениями его изменений.

Читая у отцов о сердечном месте, которое обретает ум молитвой, надо понимать словесную силу сердца, помещенную Творцом в верхней части сердца, силу, которою сердце человеческое отличается от сердца животных, имеющих силу воли или желания и силу ревности или ярости наравне с людьми. Сила словества выражается в совести или в сознании нашего духа, без участия разума, в духовной любви к Богу и ближнему, в ощущении покаяния, смирения, кротости, в сокрушении духа или глубокой печали о грехах и в других духовных ощущениях, чуждых животным. Сила души — ум — хотя и духовна, но имеет местом своего пребывания головной мозг; так и сила словества, или дух человека, хотя и духовна, но имеет местом своего пребывания верхнюю часть сердца, находящуюся под левым сосцом груди, около сосца и несколько выше его. Соединение ума с сердцем есть соединение духовных помыслов ума с духовными ощущениями сердца.

Сердце — внутреннейший человек, или дух, где самосознание, совесть, идея о Боге с чувством всесторонней зависимости от Него, вся духовная вечно ценная жизнь.


Читать дальше →

Годы старческого подвига отца Серафима в Вырице
… батюшка тяжело болел. Тяжкие недуги причиняли о. Серафиму невыносимые страдания. Особенно беспокоили ноги — болели и отнимались. Однако старец мужественно переносил эти испытания. Никто никогда не слышал от о. Серафима ни единого стона, ни единой жалобы.
После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался, говоря: «Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою...» Первоначально в Вырице батюшку посещали только самые близкие духовные чада, но вскоре к блаженному старцу вновь устремился людской поток. Посетители с раннего утра и до глубокой ночи «осаждали» келлию старца. Часто приезжали целыми группами или семьями. Обеспокоенные родные пытались оградить батюшку от излишних встреч, но в ответ подвижник твердо сказал: «Теперь я всегда буду нездоров… Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!»
О. Серафим всякий раз сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Его отзывчивое сердце каким-то особым чутьем всегда улавливало истинное горе в массе пришедшего к нему народа. Каким образом старец находил этих людей, оставалось загадкой — обычно на крыльцо выходила келейница и приглашала пройти в келлию того или иного человека, называя, как правило, его имя и место, откуда он прибыл.
Для множества страждущих о. Серафим был благодетелем, который не только помогал духовно, но и практическими советами, устройством на работу, а также и деньгами через добрых людей. Благодарно принимая пожертвования от посетителей, старец зачастую сразу же раздавал их тем. кто терпел нужду. Все два десятилетия на вырицких квартирах его бессменно окружала одна и та же скромная обстановка — небольшой столик, кожаное потертое кресло, пара стульев, узенькая железная кровать. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении своей внешности. Потертый ватный подрясничек, старенькая полинявшая ряса, все та же летом и зимою теплая скуфеечка — составляли все его одеяние. Если батюшке приносили какие-нибудь новые вещи, он всегда находил, кому их отдать.
Отец Серафим был необыкновенно строг к себе от первых шагов в подвижничестве до самой кончины. Никаких послаблений — пост, бдение и молитва…
В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не вкушал и по нескольку дней подряд. Окружающим порой казалось, что о. Серафим обрекает себя на голодную смерть. То, что он ел в те дни, когда принимал пищу, едой можно было назвать с большим трудом: в некоторые дни батюшка вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — не съедал и одной картофелины, иногда ел немного тертой моркови. Крайне редко пил чай с очень малым количеством хлеба.
Читать дальше →

О цели христианской жизни
Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако, не в делании их только состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божия. Пост же и бдение, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святаго Духа Божия. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святаго Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущаго века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает.
Что значит «стяжать мирный дух»?
Читать дальше →

О СВЕТЕ ХРИСТОВОМ
Дабы принять и ощутить в сердце своем свет Христов, надобно, сколько можно, отвлечь себя от видимых предметов. Предочистив душу покаянием и добрыми делами, при искренней вере в Распятаго, закрыв телесные очи, должно погрузить ум внутрь сердца и вопиять, непрестанно призывая имя Господа нашего Иисуса Христа. Тогда, по мере усердия и горячности духа к возлюбленному, человек в призываемом имени находит услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения.
Когда ум с таким упражнением долго пребудет, укоснит сердце, тогда воссияет свет Христов, освещая храмину души божественным сиянием, как говорит от лица Бога св.пророк Малахия: И возсияет вам, боящимся имени Моего, Солнце правды (4:2). Сей свет есть купно и жизнь, по Евангельскому слову: В Том живот бе, и живот бе свет человеком (Иоан. 1:4).
О ПОКАЯНИИ
Желающему спастися всегда должно иметь сердце, расположенное к покаянию и сокрушенное: Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. (Псал. 50:19). В таком сокрушении духа человек с легкостью может безбедно проходить хитрые козни диавола, коего все силы направлены к тому, чтобы возмутить дух человека и в возмущении посеять свои плевелы, по словеси Евангельскому: Господи, не доброе ли семя сеял еси на селе твоем?.. Он же рече им: враг человек сие сотвори. (Мф. 13:27-28).
Читать дальше →

Этот текст, написанный в форме бесед Бога с душой человека, отец Серафим адресовал одному из своих духовных чад – епископу, находящемуся в заключении. Это духовное завещание старца, обращенное и ко всем нам.


Духовное завещание старца Серафима

Думал ли ты когда-либо,
что все, касающееся тебя,
касается и Меня?
Ибо касающееся тебя
касается зеницы ока Моего.

Ты дорог в очах Моих, многоценен,
и Я возлюбил тебя,
и поэтому для Меня
составляет особую отраду
воспитывать тебя.
Когда искушения восстанут
на тебя и враг придет, как река,
Я хочу, чтобы ты знал, что
от Меня это было.

Что твоя немощь
нуждается в Моей силе
и что безопасность твоя
заключается в том,
чтобы Мне дать возможность
защитить тебя.
Находишься ли ты
в трудных обстоятельствах,
среди людей,
которые тебя не понимают,
которые не считаются с тем,
что тебе приятно,
которые тебя отстраняют, — от Меня это было.

Я — Бог, располагающий
обстоятельствами.
Ты не случайно оказался
на твоем месте,
это то самое место,
которое Я тебе предназначил.
Не просил ли ты, чтобы
Я научил тебя смирению?
И вот Я поставил тебя
в ту именно среду,
в ту школу,
где этот урок изучается.
Твоя среда и живущие с тобою
только выполняют Мою волю.


Читать дальше →

Прерывание молитвы (из книги «Изложение монашеского опыта»)

…Теперь я объясню вам, что имеется в виду под выражением «прерывание молитвы», когда умножится в человеке благодать. Благодать делания уподобляется сиянию звезд, просвещения — полнолунию, а благодать совершенства — созерцания — полуденному солнцу, проходящему по небосводу. Поскольку отцы разделили духовное жительство на три чина.

Так вот, когда благодать умножится в человеке и он знает все написанное, как мы сказали, он приходит в великую простоту. Ум его расширяется, приобретая огромную вместимость. И как вкусил ты каплю той благодати, когда пришли к тебе большая радость и веселие, так и снова приходят они, когда ум находится в молитве. Но сильно, как тонкое дуновение, как стремительное благоуханное дыхание. И переполняет все тело, и обрывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в ослепительном свете. Совершается единение Бога и человека, так что он не может сам себя разделить, — как железо.

Прежде чем его поместят в огонь, оно называется железом. Когда же накалится и покраснеет, то делается одно с огнем. Или как воск, который, приблизившись к огню, тает, не может остаться в своем естестве. Только когда пройдет созерцание, он снова возвращается в свое естество. Тогда как пребывая в созерцании, он как бы другой и из другого. Весь полностью соединяется с Богом. Думает, что у него нет ни тела, ни жилища. Весь — парящий. Без тела восходит на небо!

Воистину велико это таинство. Ибо видит человек то, о чем язык человеческий не может рассказать. И когда проходит это созерцание, он пребывает в таком смирении, что плачет, как малое дитя, о том, как ему дает это Господь, тогда как сам он не делает ничего. И происходит такое осознание себя, что, если заговоришь с ним, он считает себя ничтожнейшим, недостойным существовать на свете.

И до тех пор, пока он так думает, ему дается еще больше. — Достаточно! — взывает он к Богу. А благодать умножается еще. Он становится сыном Царя. И если спросишь его:
— Чье то, что на тебе?
— Господа моего, — говорит.
— А хлеб и пища, которую ешь?
— Господа моего.
— А твое имение?
— Господа моего.
— А что у тебя своего?
— Ничего.

Я земля, я месиво, я пыль.
Меня поднимаешь — поднимаюсь.
Меня бросаешь — падаю.
Меня возносишь — лечу.
Меня кидаешь — ударяюсь.
Естество мое — ничто.

И он говорит это, не насыщаясь. А что это за «ничто»?
Это то, что было ничем прежде чем Бог сотворил небо и землю.