От ночи бессознательности пробудившись к жизни, воля видит себя индивидуумом в каком-то бесконечном и безграничном мире, среди бесчисленных индивидуумов, которые все к чему-то стремятся, страдают, блуждают; и как бы испуганная тяжёлым сновидением, спешит она назад к прежней бессознательности. Но пока она не вернётся к ней, её желания беспредельны, её притязания неисчерпаемы, и каждое удовлетворенное желание рождает новое. Нет в мире такого удовлетворения, которое могло бы утишить её порывы, положить конец её вожделениям и заполнить бездонную пропасть её сердца. И при этом обратите внимание на то, в чём обыкновенно состоит для человека всякое удовлетворение: по большей части, это ни что иное, как скудное поддержание самой жизни его, которую необходимо с неустанным трудом и вечной заботой каждый день отвоёвывать в борьбе с нуждою, а в перспективе виднеется смерть. Всё в жизни говорит нам, что человеку суждено познать в земном счастии нечто обманчивое, простую иллюзию.

Артур Шопенгауэр «О ничтожестве и горестях жизни»

Наблюдая осенью за маленьким миром насекомых, видя, как одно готовит себе ложе, чтобы заснуть долгим цепенящим зимним сном, другое опутывается паутиной, чтобы перезимовать куколкой и когда-нибудь, весной, проснуться более молодым и совершенным, большинство же, помышляя обрести покой в объятиях смерти, заботливо готовит подходящее местечко для своего яйца, чтобы когда-нибудь выйти из него обновленным, мы познаем великое учение природы о бессмертии, которая хочет нам внушить, что между сном и смертью нет коренного различия, что как сон, так и смерть не таят в себе угрозы бытию. Заботливость, с которой насекомое готовит ячейку, ямку или гнездышко, кладет туда яйцо и корм для личинки, которая выйдет из него будущей весной, а затем спокойно умирает, подобна заботливости, с которой человек готовит вечером одежду и завтрак для следующего дня и затем спокойно идет спать; этого сходства не могло бы быть, если бы в себе и по своей истинной сущности умирающее осенью насекомое не было столь же тождественно насекомому, выползающему весной из яйца, как засыпающий человек — тому, кто встает поутру.

Если мы после этих соображений возвратимся к самим себе и нашему роду и бросим взгляд далеко вперед, в будущее, попытаемся представить себе грядущие поколения, миллионы индивидов с их чуждыми нам нравами и чаяниями и затем внезапно зададим вопрос: Откуда все они придут? Где они теперь? Где богатое лоно этого ничто, несущее в себе их, грядущие поколения? — То не последует ли на это сказанный с улыбкой истинный ответ: Да где же им быть, если не там, где всегда было и будет все реальное, в настоящем и в его содержании, следовательно, в тебе, ослепленный вопрошающий, подобный в своем непонимании собственного существа листу на дереве, который, увядая и ожидая своего падения осенью, оплакивает свою гибель и не хочет утешиться тем, что весной дерево покроет свежая зелень; жалуясь, он говорит: «Ведь это не я! Это совсем другие листья!» — О, глупый лист! Куда же ты можешь уйти? И откуда
Читать дальше →