А что есть я, без знаний о себе?
Тепло в груди и радость без желаний…
Но это знание уже,
Началом встреч и расставаний.

А что есть я без знаний о себе?
Недвижимость сияющая вечно.
Явления летят в слепой гульбе,
И я за ними улечу беспечно.

А что есть я? Любой ответ правдив.
Но как ни скажешь не найти ответа.
И тот, кто мыслит, что пока он жив,
Снежинка, в жарком свете лета.

Почему же абсолют не найти не там ни тут?
Нет проблемы в нахожденьи ни источника ни тени
Назовите абсолютом хоть корову хоть Анюту,
Пустоту, глубокий сон, всё равно всё будет гон.
Ведь не важно, что найдёшь, важен тот, кто в него вхож.
Он нашедший абсолют, несомненно очень крут.
Он не маленькое Я, он великое ИЯ
Он есть истина и Бог, он и глина и горшок
Защищая абсолют, создаёт себя из пут.
После ищет он свободу, но, ни выхода, ни входу.
Не найти не потерять, остаётся создавать.
Создавать себя, другого и молчание и слово.
И создав свой абсолют в него верить пять минут.
Если больше время веры, значит снова на галеры
Абсолют скользит сквозь пальцы, а вокруг одни паяцы
Мой не видят абсолют и не видят, как я крут.

Любой спор это взаимодействие личностей. Цепляет только то, что знаешь, а значит то, что есть в этой ограниченной структуре личности. Но сама личность продукт множества влияний, от родителей, друзей, знакомых, от героев книг и фильмов. Эти программы часто противоречивы и взаимоисключающие, но каким, то парадоксальным образом уживаются в отдельном организме тела-ума. Одни выходят на поверхность и ведут споры с теми, кто в тени, в лучшем случае находя их в окружающих, в худшем в мучительных внутренних диалогах. Важность и напряженность этим спорам придаёт то, что это всегда спор с СОБОЙ. И пока» я « не будет распознано как мысль, борьба нанайских мальчиков будет продолжаться.

«Ад – это другие» Сартр

Мы сделаны из других,
Сшиты тонкою ниткою лет,
Но когда мыслей гул затих,
Оказалось, других в нас нет.

В лабиринте кривых зеркал,
Вдруг увидим единый лик…
Те, кого никогда не знал,
Те, к кому за всю жизнь привык.

Глупый спор навсегда затих,
Но осталась игра игрой,
И пока говорит мой стих,
Для других говорит другой.

Я жив и это, несомненно.
Но кто, же я который жив?
И мне не вырваться из плена,
Себя от плена отделив.

Я камень, что горой раздавлен.
Я миллионы лет живу.
И жду лишь раскаленной лавы-
Я в ней к свободе уплыву.

Я дерево — удел мой тяжек.
Прикован к лесу своему.
Лишь ветер сказку мне расскажет
И птица скрасит мне тюрьму.

Я жду пожара, наводненья…
Пусть в небо или океан,
Падут надежды и сомненья
И плена кончиться обман.

Я зверь — в движениях свободный,
Но боль и холод, смерть, и страх
Остаться слабым, и голодным,
Меня удержат на цепях.

Я вою от тоски невнятной.
И рвется ввысь мой хриплый вой.
Тюрьма страшнее мне стократно,
Что узнан был самим собой.

Я человек, читаю Гиту,
Считаю тело я тюрьмой…
Хочу сознаньем быть разлитым
И быть свободою самой.

Смотрю на дерево, на камень…
И провожая взглядом птиц,
Я разжигаю скорби пламень,
Пред их свободой рухнув ниц.

Свобода, плен, пустотность формы…
Я знаю много мудрых слов…
Но все же, лишь одно бесспорно — Я жив — и это суть оков.

Собрались как то за обедом,
Больные с умною беседой.
Все одинаково хворали.
Рецепт спасения искали.
Один пил масло натощак.
Другому помогал фаршмак.
Болезнь была одна на всех,
Но у кого то был успех.
И чтоб скорей себе помочь…
Болеть уж было им не в мочь…
Решили вместе обсудить,
Кому, что, помогает жить.
Делился каждый, чем сумел
И от чего не заболел.
Один горчичник предлагал.
Другой, всех призывал в спортзал.
У каждого был свой подход,
Болел уж долго сей народ.
Но тут случился в них разброд.

Ты кто такой, скажи-ка вот?
Ты так же бледен как и я
Не помогает мазь твоя!
А мне тошнит от фаршмака,
Его пересолил слегка.
А ты решил, что всех умней.
А я скажу, что ты больней!

ДИАЛОГ
Первый
«Постой же друг мне помогло»
Второй
«Нет, говоришь ты мне назло
Чего не вылечил свой глаз?»
Первый
«Ты в кому попадешь сейчас.
Ну что тебе мой геморрой.
Вот врач беги к нему герой.»
Второй
«Какой он врач он сам болел»
Первый
«Но вылечить меня сумел»
Второй
«Не верю! вижу ты больной»
Первый
«Смотри уж смерть идет с косой!»

И так бы умер наш второй.
Но это было все игрой.

Мораль
Когда коснется тушки боль,
То мигом забываешь роль.
Готов принять любой совет.
Противоречий больше нет.
Ну а пока вам дух игра,
То шоу длится до
Читать дальше →

Мы узники прикованы к пещере
Лишь тени видим на стене.
Играем, в верю, и не верю,
Не обернув свой взгляд во вне.

И вдруг приходят, рвут гнилые цепи,
Кричат, смотри, не отводи глаза!
И это страшно, больно и нелепо…
Но такова прозрения стезя.

Слепит огонь смертельной белизною.
Грохочет гром неведомых божеств.
Не спрятаться за каменной стеною,
И не найти спокойных, теплых мест.

И хочется убить, вцепиться в горло,
Тому, кто другом называл себя,
Чей взгляд пробил сердца, немым укором,
Кто показал нам тьму, наш свет любя.

Распять его кричали иудеи!
Сжечь на костре пусть еретик сгорит!
Повесить в назидание за шею!
Пускай Аиду пропоет пиит!

Лишь только бы не видеть свои язвы,
Лишь только бы не слышать горних сфер,
Сидеть в пивнушке и травить рассказы,
О том, что мог взлететь но не хотел.

Бродишь нищим, с протянутой чашей, улыбаешься звону монет, говорят, тот кто ищет обрящет, но покоя, по прежнему нет. Эта чаша, как сито дырява, а бросают, лишь мелкий металл… царство божие наше по праву, кто осмелился тот и взыскал. На подачках, не выстроишь веру, но умильно смотрю я в глаза… ах отсыпьте мне жалости меру, я хороший, плохим быть нельзя, я скромняга, я вас уважаю и готов вам себя предложить… и ночами вам в горло вгрызаюсь и хочу вам жилище спалить. Я себя ненавижу до крика, за подачки, что должен просить и в подвале, царапаю лики, потому, что иначе не жить. Я молюсь, этим ликам поблекшим, я прошу, беззаветной любви… и потеки, как призраки Роршах, сотворяют мечты корабли. В них, я гордым плыву капитаном, открываю неведомый край…
Подымаюсь в зловонном тумане под собачий пронзительный лай. И иду, плечи сжав от озноба, собирать свою горькую мзду… и прошу, ну подайте мне Бога, и тогда, навсегда я уйду.

ОБИДА.

Скучаешь и смотришь, и ищет твой взгляд в окне силуэт, а вопящий детсад, как шумное море, и ты как скала, и тиной обиды, душа заплыла. Где мама, где киса…?! в ответ тишина… ее не найти…. только блеск от окна. Он режет по горлу и новый удар… больницу покорно, боль прячет в угар…. Стоишь, полотенце на шее висит, не знаешь что ждет, а сердечко дрожит. Железные птицы ворвутся в твой рот и хочешь напиться, а горло дерет. И так за изменой измена и вновь из пальцев песком утекает любовь. Что толку, что все понимаешь сейчас, ты полон сноровки и тверд как алмаз… а детское сердце приливом тоски размоет твердыни, что были крепки, подымет из глуби горячей слезой… и хочешь стони, а не можешь то пой, о том что уже навсегда потерял… невинную песня начала начал.

ТРУСОСТЬ.

Вокруг злые лица и режущий смех и хочется слиться, исчезнуть для всех, но стая загнала, прижала к стене…. бессильная ярость и холод в спине. Свернешься клубочком, закроешь глаза… быть может не тронут, бить слабых нельзя… и хочется крикнуть, но в горле комок и сердце без ритма ждет новый урок. Быстрее, быстрее… ну где же звонок, и щеки алеют… ах если бы мог… взорваться как бомба, в 500 мегатонн, и мир этот сжечь, как истрепанный сон… Но гнев не пускает трусливая кровь, она вспоминает все кары богов, погромы, пожары, испанский сапог, ГУЛАГ и татары и тысячи снов… в них дымные лица, Освенцима гарь… И хочешь подняться, но болен и стар…. Я трус и бессильно ползу как змея и жду, что раздавят когда то меня. В себя я запрятав и боль и вину живу с этой ношей, зачем не пойму. И каждую ночь продолжаю войну, бессильно машу кулачком на себя и утром проснусь я себя не любя.
Но вам не узнать, буду весело петь, о том, что сумел я как Бог умереть. И буду читать ницшеанский коан, себя Заратустрой запрятав в карман. И буду я смелым, пока не придет под белой вуалью последний исход.
Читать дальше →

Мне не нравится, когда меня не любят, те, кто обещали любить, они разрывают грубо, покоя тонкую нить, они оставляют голым меня в ледяной тиши…
иду коридором школьным и тихо шепчу, спеши. Быстрее пиши в тетрадку, пока не звенит звонок и пол как оценка шаткий и ждет впереди урок. А там нелюбовь волною, из трубочек жвачек залп, такая судьба изгою, такой у него стартап. И чувствуешь эту слабость, пусть много минуло лет и помнишь покоя сладость и ищешь как тусклый свет. От тех, кто меня не любит я спрячусь в своей душе, сжимая в улыбке зубы, путаною в неглиже. Зачем мне любовь и дружба, платите и все дела, укатим из ночи южной туда, где земля бела. На чистых ее равнинах великая тишина и глохнут в ее перинах все крики больного сна… Но тело закрутит болью, но сердце свернет в комок и будешь все той же голью не выучившей урок.

Дао, сказанное словами, не есть истинное Дао, линия между нами, пунктир из мгновений жизни, двоичное имя Бога. Первичность каждого действия, вторичность его описаний, что появляется первым, и что отражают грани, что в глубине кристалла, спящее как начало, того, что не знает слова, того, что всегда сияло. Но появилась правда и с ней появилась ложь, горло разбила жажда, сердце разрезал нож… На хорошее и плохое, на чистое, и не очень, на меня, и другое, на пробелы, и точки. Так кончается детство, так начинается смерть, она всегда по соседству и главное все успеть. Но песня, не знает песни, а тот, кто пробует петь, фальшивит, себя не слышит, срывается на фальцет и хрипло протяжно дышит, последний пропев куплет. Он прячет свой ясный голос, он прячет, прозрачный смех… Мы все себя дружно прячем, за стенами из утех. На страже трехглавый цербер, три мОрока, три войны, три ада, Коцит хрустальный, вместилище сатаны. Одни, на колу танцуют, другие, кричат в огне, а третьи, лишь падаль чуют, и бродят в тягучем сне. Но Дао, не знает Дао и тьмы не узнает свет… и спросит душа устало…и даст себе свой ответ. Увидит, свое притворство, увидит, и ложь, и боль… и выпьет из хрупкой горсти, любовь, под названьем соль. И что этот мир без соли, мы соль, мы его ответ… и жизнь это светаполе, и тьмы, в этом свете нет!
Читать дальше →