Ходзё с горы Дайбай, встретившись с Басё, спросил у него:

— Что такое Будда?

— Твоё сознание, — ответил Басё, и Ходзё достиг полного просветления.

Впоследствии, узнав, где Ходзё поселился, Басё послал к нему монаха, который, придя к Ходзё, спросил:

— Встретившись с Басё, ты что-то постиг и после этого поселился в горах. Что ты тогда постиг?

— Басё сказал мне: «Твое сознание — это Будда!», и поэтому я поселился здесь, — ответил Ходзё.

— Но недавно Басё изменил своё мнение, — продолжил монах.

— Как он изменил его? — спросил Ходзё.

— Теперь Басё говорит: «Это не сознание, это не Будда!»

— Вот старый плут! — воскликнул Ходзё. — Он сбивает с толку людей и никогда не говорит им правду! Что ж, пусть он теперь говорит: «Это не сознание, это не Будда!», я по-прежнему скажу тебе: «Твоё сознание — это Будда!»

Когда монах рассказал об этом Басё, тот с удовлетворением отметил:

— Много слив уже созрело!

Фугюдзай, ученик Басё, поднялся на кафедру и промолвил:

— «Сознание — это Будда» — вот лекарство для тех, кто болен. «Это не сознание, это не Будда» — вот целебное снадобье для тех, кто отравился лекарством.

Однажды спросили у Шибли:
-Кто направил тебя на путь?
Шибли ответил:
-Пес. Однажды я увидел пса, почти умиравшего от жажды и стоявшего у края воды. Всякий раз, как он наклонялся, он видел собственное отражение, пугался и отскакивал, потому что думал, что там другая собака. Но вот необходимость стала такой, что он отбросил страх, прыгнул в воду — и отражение исчезло. Пес обнаружил, что препятствие, которым был он сам, — барьер между ним и тем, что он искал, исчез.
Таким же образом исчезло и мое собственное препятствие, когда я постиг, что это было то, что я считал самим собою. А Путь мой был мне впервые указан поведением собаки.

Каждый приходящий в храм Обаку в Киото видит вырезанную на воротах надпись: «Первооснова». Необычно большие иероглифы надписи всегда восхищают ценителей каллиграфии. Эти иероглифы двести лет назад нарисовал Косэн. Мастер изобразил иероглифы на бумаге, а резчик их увеличил и вырезал на дереве. Косэн рисовал в присутствии ученика, который сделал несколько галлонов чернил для каллиграфии и был настолько смел, что никогда не упускал случая покритиковать работу мастера. — Нехорошо, — сказал он Косэну после первого рисунка. — А как вот это? — Плохо. Ещё хуже прежнего. Косэн терпеливо исписывал лист за листом, пока не набралось восемьдесят четыре «Первоосновы», всё ещё не одобренные учеником. Когда же юноша на несколько минут вышел, Косэн подумал: «Вот шанс укрыться от его зоркого взгляда» и поспешно, не рассеивая мысли, с умом, свободным от раздражения, написал: «Первооснова». Вошедший ученик провозгласил: — Это — работа Мастера!

Один старый мужчина переехал жить к своему сыну, невестке и четырехлетнему внуку. Его руки дрожали, глаза плохо видели, походка была ковыляющей. Семья ела вместе за одним столом, но старые, трясущиеся дедушкины руки и слабое зрение затрудняли этот процесс. Горошины сыпались с ложки на пол, когда он зажимал в руках стакан, молоко проливалось на скатерть.
Сын и невестка стали все больше раздражаться из-за этого.
— Мы должны что-то предпринять, — сказала невестка. — С меня достаточно того, как он шумно ест, пролитого им молока, и рассыпанной пищи на полу.
Муж и жена решили поставить отдельный маленький столик в углу комнаты. Там дедушка стал есть в одиночестве, в то время как остальные члены семьи наслаждались обедом. После того, как дедушка дважды разбивал тарелки, ему стали подавать еду в деревянной миске. Когда кто-то из семьи мельком взглядывал на дедушку, иногда у него были слезы в глазах, потому что он был совсем один. С тех пор единственными словами, которые он слышал в свой адрес, были колкие замечания, когда он ронял вилку или рассыпал пищу.
Четырехлетний мальчик наблюдал за всем молча. Однажды вечером, перед ужином, отец заметил его играющим с деревянной щепкой на полу. Он ласково спросил малыша:
— Чем ты занимаешься?
Так же доверчиво мальчик ответил:
— Я делаю маленькую миску для тебя и мамы, из которой вы будете кушать, когда я вырасту.
Мальчик улыбнулся и продолжил работать. Эти слова так ошеломили родителей, что они потеряли дар речи. Потом слезы
Читать дальше →

Как-то к монаху Дзёсю, о котором рассказывают, что он начал изучать дзэн в шестьдесят лет, озарение получил в восемьдесят, а затем учил до ста двадцати лет, пришёл ученик с вопросом:
— Если я добьюсь пустоты в своём уме, что делать потом?
— Выброси её, — посоветовал Дзёсю.
— Как я могу выбросить то, чего нет? — настаивал ученик.
— Если не можешь, неси с собой, — ответил Учитель.

Однажды ученик спросил Учителя:
— Учитель, в чём смысл жизни?
— Чьей? — удивился Учитель.
Ученик, немного подумав, ответил:
— Вообще. Человеческой жизни.
Учитель глубоко вздохнул, а потом сказал ученикам:
— Попробуйте ответить.
Один ученик сказал:
— Может быть, в любви?
— Неплохо, — сказал Учитель, — но неужели одной любви достаточно, чтобы на склоне лет сказать «я жил не зря»?
Тогда другой ученик сказал:
— По-моему, смысл жизни в том, чтобы оставить после себя что-то на века. Как, например, ты, Учитель!
— Ух, — улыбнулся Учитель, — если бы я знал тебя похуже, мог бы принять это за лесть. Ты хочешь сказать, что большинство людей живет зря?
Третий ученик неуверенно предположил:
— А может быть, его и не надо искать, этот самый смысл?
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Учитель, — объясни, почему ты так думаешь?
— Мне кажется, — сказал ученик, — что если задаваться этим вопросом, то, во-первых, точного и окончательного ответа всё равно не найдёшь, будешь всё время сомневаться, а, во-вторых, какой бы ты ответ ни нашёл, всё равно всегда найдётся кто-нибудь, кто будет с ним спорить. Так вся жизнь пройдет в поисках её смысла.
— То есть, что, — улыбнулся Учитель, — смысл жизни в том, чтобы…
— Жить? — сказал ученик.
— По-моему, это — ответ! — и Учитель жестом показал, что сегодня занятия закончены…

Группа выпускников престижного вуза, успешных, сделавших замечательную карьеру, пришли в гости к своему старому профессору. Во время визита разговор зашёл о работе: выпускники жаловались на многочисленные трудности и жизненные проблемы.
Предложив своим гостям кофе, профессор пошёл на кухню и вернулся с кофейником и подносом, уставленным самыми разными чашками: фарфоровыми, стеклянными, пластиковыми, хрустальными. Одни были простые, другие дорогие. Когда выпускники разобрали чашки, профессор сказал: — Обратите внимание, что все красивые чашки разобрали, тогда как простые и дешёвые остались. И хотя это нормально для вас — хотеть только лучшее для себя, но это и есть источник ваших проблем и стрессов. Поймите, что чашка сама по себе не делает кофе лучше. Чаще всего она просто дороже, но иногда даже скрывает то, что мы пьём. В действительности, всё, что вы хотели, было просто кофе, а не чашка. Но вы сознательно выбрали лучшие чашки, а затем разглядывали, кому какая чашка досталась. А теперь подумайте: жизнь — это кофе, а работа, деньги, положение, общество — это чашки. Это всего лишь инструменты для поддержания и содержания жизни. То, какую чашку мы имеем, не определяет и не меняет качества нашей жизни. Иногда, концентрируясь только на чашке, мы забываем насладиться вкусом самого кофе. Наиболее счастливые люди — это не те, которые имеют всё лучшее, а те, которые извлекают всё лучшее из того, что имеют…

Был праздник, и хасиды собрались, чтобы помолиться и причаститься — получить сатсанг — со своим мастером.

Один человек пришёл с умственно отсталым ребёнком. Он немного беспокоился из-за этого ребёнка: как бы мальчик что-нибудь ни выкинул. И он присматривал за ним.

Когда молитвы были произнесены, мальчик сказал отцу:

— У меня есть свисток. Можно мне поиграть на нём?

Отец сказал:

— Ни в коем случае! Где твой свисток? — Он боялся, что мальчик не послушается его запрета.

Мальчик показал отцу, в каком кармане свисток, и отец присматривал за этим карманом. Но когда начались танцы, отец забыл обо всём и стал танцевать.

Когда все стали молиться Богу и танцевать, мальчик не мог больше сдерживаться. Он достал свисток и изо всех сил дунул в него. Все были в шоке! Но Баал Шем подошёл к мальчику, обнял его и сказал:

— Наши молитвы услышаны. Без этого свистка всё было бы тщетно, потому что это была единственная случившаяся здесь спонтанная вещь. Всё остальное было ритуалом.

Стояли дни последней декады летней жары. Газоны у монастыря совсем пожухли и пожелтели.
— Надо бы поскорее разбросать немного семян травы! А то очень неприглядно! — сказал молодой монах.
— Подожди пока спадёт жара, — отмахнулся наставник. — Следуй времени!
В осенний праздник Луны наставник купил мешок семян и велел молодому монаху посеять их. Но поднялся осенний ветер, половина семян была посеяна, а половина оказалась развеяна ветром.
— Так не годится! Слишком много семян развеяно ветром! — воскликнул молодой монах.
— Ничего страшного. Из развеянных семян больше половины — бесплодны и всё равно не дали бы всходов, — сказал наставник. — Следуй природным свойствам!
Просеянные семена тут же начали склеивать налетевшие птицы.
— Что за наказание! Птицы склюют все семена — молодой монах в сердцах затопал ногами.
— Ничего страшного! Семян много, до конца их не склюют! — сказал наставник. — Принимай мир, какой он есть!
Поздней ночью внезапно полил дождь. Утром молодой монах влетел в зал для медитаций с криком:
— Учитель! На этот раз всё кончено! Дождём смыто так много семян!
— Куда смыло, там и взойдёт! — сказал наставник. — Следуй судьбе!
Прошла неделя, и на прежде голой земле, вопреки всем ожиданиям, взошло много изумрудно-зелёных ростков травы. И даже на нескольких незасеянных прежде участках проступила зелень.
Молодой монах от радости без конца хлопал в ладоши. Наставник, кивнул головой, сказал:
— Следуй радости!

Как-то раз к одному из величайших суфиев всех времён пришёл глубоко религиозный, но приверженный обычаям человек. Он горел желанием увидеть великого человека прежде, чем тот умрёт, и извлечь из этой встречи что-нибудь ценное. При этом он был полон любопытства узнать, как тот может выглядеть, а отсутствие спокойствия и естественности поведения не позволяло ему верно воспринимать смысл происходящего.
Он сказал: — Суфизм опьяняет меня! То, что я читал о вашей работе, поразительно! Я и представить себе не мог, что существует ещё столько всего, чему человечеству предстоит учиться!
Суфий промолвил: — Если то, что вы смогли воспринять из суфизма, уже ввергло вас в подобное состояние, хорошо ещё, что вы увидели только тысячную его часть.
— Как это возможно? — спросил ревнитель благочестия.
— Видите ли, — сказал суфий, — суфизм это только одна тысячная доля всего знания. Остальное может узнать только суфий; для людей же, подобных вам, возможно увидеть или ощутить лишь тысячную его часть.
— Какие слова! Что за мысли! Какие действия! — воскликнул святоша. — Я совершенно потрясён этой грандиозной концепцией!
Суфий промолвил: — Премудрость, используемая наблюдателями просто в качестве объекта поклонения, теряет всякий смысл. Если вы не в состоянии попробовать персик, опасайтесь чрезмерного поклонения ему. Именно это имеется в виду, когда говорят: «Учитесь тому, как учиться!»…