От первого взгляда птенца
До первых движений крыл
Еще невозможно робких.
И миг, как свеча, застыл
На фитиле коротком.

Еще не найти лица.
Вокруг лишь одна личина.
Посмертною маской дня
Обрубленных взглядов тина.

Сияет дворец Отца
Незримый и вездесущий.
Обителям нет конца,
Но наша планета лучше

Но где же найти нам мост,
Ведущий за эти звезды?
Ответ невозможно прост:
Рождайся, еще не поздно

И скоро тебе парить
И падать на твердь земную.
А это и значит жить,
По небу всегда тоскуя

А это и есть лететь
И быть неразрывным с ветром.
И встретить заката медь
Из света рождаясь светом.

Чуткое ожидание… без права знать…
Тайное венчание …. Благодать.
Свет, разбудивший ночью…
Голос средь глухоты…
Сердце набрякшей почкой… Ты…
Говоришь с Марией…
Сжалась она в комок,
Расплющена нежной силой… Бог…
Он совершает выбор,
Возносит, бросает ниц…
Души поймав, как рыбы…
Много у Бога лиц.
Много его сосудов,
Мало, увы, вина,
Брошены битой грудой
Осколки пустого сна…
Многие просыпались
Рыбой в его сети…
Лишь оставалась малость- прийти.
Но разрывали сети,
Но закрывали слух…
Пепел уносит ветер…
Дух принимает дух.
Бог говорит с Марией…
Выбора больше нет…
Будущее- как гиря…
Свинцовая тяжесть бед.
Крестообразны тени…
Жизнь — как фитиль свечи…
Наградою лишь терпенье.
Молчи, Мариам, молчи…
Будут и боль, и роды,
Будет страшней, чем смерть…
Сын поведет народы
Славу тебе воспеть…
Ночь. Набухают груди…
Утро. Пора вставать.
Нежным касаньем будит
Девочку благодать.

В японском театре кабуки
вместо лиц только маски
как волны движутся руки
и призраки в пестрой раскраске.
За маскою следует маска
не смыть ее тьмою с лица
и смотрит актер без опаски
сквозь прорези глаз мертвеца.
А после, смывая белила
он в зеркале ищет глаза
и бьется височная жила
и холод сгущается за
спиной… словно крылья опали…
без маски лица не найти.
все думали, что мы играли…
свисти же нам зритель, свисти!
В картонной коробочке театра
сыграем совместный финал
и джокера порвана карта
и маску никто не узнал.

В лабиринте себя я мечусь как безумный,
Разбиваю о стены эту хрупкую плоть,
Ничего не меняется в мире подлунном,
И молчит в этом мраке Господь.
Он во тьме, в тишине все мольбы только эхо
И по кругу, по кругу ведет лабиринт…
От блаженства до боли, от плача до смеха
Он на мне, он во мне, смрадный жреческий бинт.
Погребен я давно в этой жаркой гробнице,
В этой плоти краснеющих венами стен,
И на стенах царапаю пальцами лица,
Всех богов и богинь… но в ответ только тлен
Расползается, словом себя умножая.
Но в ответ только вой бесконечной мольбы…
Где то веруют в Бога и ждут урожая,
И спокойно несут на погосты гробы.
Где то крестят детей, обнимают любимых,
Подымают бокалы с холодным вином,
Под мешок подставляют иссохшие спины,
А прижмет, называют все это лишь сном.
А под ними, над ними витки лабиринта…
Но в покое кто слеп и блажен тот, кто глух,
Если пива хорошего пенится пинта,
И хозяйка газетой согнала всех мух.
Мой удел не таков, я во тьме жажду света…
Неизвестен он мне, так куда я бегу?
Только кожею чую, дыхание ветра,
И иначе, увы, не могу.

Бумажные цепи на руки одеты?
Нелепо, как ждать на вопросы ответы.
Как пропасть пройти, не имея моста,
Как жизнь предсказать, по полету листа.

Но руки в цепях онемели, застыли…
С рождения страх не дает раскрыть крылья…
Одно лишь движение, цепи спадут…
И больше не вспомнишь ни страха, ни пут.

Один лишь рывок, развернешь небеса…
Один лишь прыжок, и вся мира краса…
Лишь песня прощальная сказочных дев,
Лишь рык, что издаст коронованный лев,
Лишь слово, что плотью висит на кресте,
Лишь сны, что плывут облаками в мечте.

Бумажные цепи, но их не порвать,
Их клеила нежной заботою мать,
Их вырезал папа, забыв про покой,
Их детям подаришь, скрепив их собой.

И так, продолжая ползти по векам,
Мы тащим по жизни, все жизни как хлам.
Бумажною цепью бумагу скрепив…
Как все я в цепях… это значит, я жив!

Я просыпаюсь… минута застыла…
и в ней словно в капле весь мир отражен…
дрожит неподвижного времени жила…
сон век не открыл, а быть может не сон
еще собирает меня по частицам…
и как этой правде суметь причаститься
когда переход нарисован во сне
а все то что длится
в кладовке пылится
ненужною свалкой вещей обо мне.
Как я появился?.. где лоно открылось?..
в чем выросло слово… и сжалось как я
и что это, кара была или милость?
а может быть ток бесконечный ручья?…
И вот я в тюрьме, как Тесей в лабиринте
и жду Минотавра, ту нить потеряв
о те кто вошел, всю надежду отриньте
рабы не имеют ни чести, ни прав.
Меч алым горит… Минотавр бездыханный…
прекрасная дева встречает у врат…
когда я родился?.. все в дымке туманной…
и тают картины великих наград.
Минута… и жизнь колесо раскрутила
а смутная повесть сокрылась во тьму…
кем был и кем стал?.. продолжается лила
открылись глаза… и увидел тюрьму.

Привычная боль как давление неба,
На каждую клеточку голой души,
Нет места ни стону, ни даже молебну…
Ведь все хорошо и мы хороши.

Мы просто придем, каждый вечер с работы,
И утром начнем, свой бессмысленный день,
А может мы хиппи, иль черные готы,
И ловим в ночи, свою зыбкую тень.

А если насядет тягучее утро,
И полночь на шее ремень захлестнет…
То можно надеть альпинисткою куртку,
И вместе с друзьями, в далекий поход.

И боль незаметна и ложь незаметна,
Но сердце скулит как потерянный пес,
И что то, сжимается с пением ветра…
И если замрешь… то услышишь вопрос.

Зачем этот мир, что сгорает травою?
Зачем я пришел и куда я уйду?
Где счастье найти и как стать мне собою…?
И все… ты попал, словно узник в беду.

Ты глянул наверх и увидел темницу,
Ты глянул под ноги, там пропасть и смерть,
Из стен проступили как призраки лица,
Всех тех, кого предал, спеша все успеть.

И боль как безумец сорвавший оковы,
Ворвется в уснувший от прелестей ум,
И каждое слово услышишь ты зовом,
А мир станет белый, неслышимый шум.

Слепящая так, что уже и не больно,
Положен от Бога сей муке предел…
Как Иов, согрешивший пред Богом невольно,
Ты умер и ожил и вновь онемел.

Ушла ли та боль… все что скажешь неправда,
Была ли она… как оборванный крик…
Что скажет река, о проклятии жажды,
Что скажет о времени, вечность и миг.
Читать дальше →

Ты постоянно напоминаешь о смерти и это невыносимо, словно кричишь, поверьте, в миг этот темно синий. Но не хочу я верить, в эту дурную сказку… ветер колышет перья, лица закрыли маски. Все мы на карнавале, сбросим потом одежды, умершие устали, и отдыхают прежде, чем зазвучат свирели, тихо начнут гобои, снова мы не успели, снова нас только двое, кружим в прощальном танце, и исчезаем в свете… будем как францисканцы, просто молчать о смерти. Просто смотреть на звезды, пить этот свет холодный… и позабыв угрозу, миги листать как годы. Дни как листочки в скрепке, рвешь их рукой небрежной, так обнажает ветки ветер слепой надежды, так неизбежно осень дарит теплом прощальным, и у листа не спросишь, где открывают тайны, где зазимуют звезды, неба свернув палатку… выжить конечно поздно… жить, и легко и сладко.

В тибетском сне, оказавшись в бардо,
И вспомнив о прошлой жизни,
Ее разложишь, от и до,
Как белый луч из призмы.

Тело болью не отвлечет,
Желаний пуста коробка,
Страсти вытекли словно пот,
Теперь за себя неловко.

Жизнь прочитана как с листа,
На табуретки стоя,
Маленький мальчик считал до ста,
Быть он хотел героем.

Он космонавтом хотел взлетать,
Космос держать в ладошках…
Счет доходит до девяносто пять,
Стой, подожди немножко…

Пять мгновений и ты в бардо…
Свет ослепляет яркий…
В тумане крутят с тобой кино…
Господи как же жарко…

Душно и пыльно и гложет тоска,
Ночь словно нож у горла,
Сытым удавом жилка виска…
И не услышать хора,
Сфер что вращая сотни миров,
Песню плетут узором,
И посылают небесный зов,
Сердце знобя укором.

Вкус у ствола, словно крови лизнул,
В горло направив дуло,
Дернул курок… захлебнулся… сглотнул…
Боль навсегда уснула.

Но просыпаясь в тибетском сне,
Вдруг понимаешь поздно,
Боль остается и ты в огне,
И также далеки звезды.

Вновь рождаешься ад забыть,
Но путь из глубин не близкий,
И даже если хочется жить,
Не сразу внесут в списки.

Вновь табуреточка, вновь тоска,
Что то опять не вышло,
Жизнь пробивает тебя с носка,
Крутит судьбу как дышло.

Сколько успел ты вслепую пройти,
Сколько раз просыпался,
Сколько сердцу кричал, лети…!
Сколько раз разбивался…

Ночь… монитор… его белый экран,
Тусклый как свет рожденья.
От тишины и от боли пьян…
Господи дай смиренья!

Знаю, что сам я решил прийти,
Выбрал себя и место…
Тысячный раз прокричать лети…!
И проиграть все, честно.
Читать дальше →

Каждое касание тонких веток к небу
Собираешь данью, как горбушку хлеба
Подбирает странник. Отряхнет от пыли,
И в душе из раны прорастают крылья.

Даждь нам, Боже, хлеба
Для души голодной.
Хоть щепоткой неба
Для тебя негодной.

Посоли разлуку, пусть глаза от соли
Чистою слезою проведут по боли
Светлую дорогу от небес до крыши,
От меня до веток… И немного выше.