а уже декабрь уже зима
дай мне Господи не сойти с ума
в черноте ночей в пустоте очей
в глубине страны палачей

дай мне Господи не сойти с ума
тянет к старости стылых дней сума
голова седа и зима бела
мой неровный след замела

в черноте ночей в пустоте очей
я давно чужой и мой стих ничей
друганы мои все в земле давно
свою жизнь смотрю как кино

в глубине страны палачей
плащ печали ал на углах плечей
это Ты мне дал этот верный щит
под мечами тьмы он уже трещит

эту сказку-сон подарил Ты мне
я Тебя забыл в этой сказке-сне
и тяну во сне я молитву-нить
не забудь меня разбудить

не забудь меня
не забудь меня

не забудь меня разбудить

Белые белые стены монастырей
Белые белые стены церквей
Я обнимаю белые стены монастырей
Я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей

Херувимскую тянет-потянет хор
Священник Божий нальёт теплоты в кагор
Ароматных смол насыплет на уголь дьяк
И плывёт молитва как безвёсельный чёлн во мрак

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей

Горькие слёзы сами собой текут
Ангелы Божьи все до одной сочтут
Будет не страшно тронуться в дальний путь
Ярость и нежность мне разрывают грудь

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей

Был или не был – разницы нет уже
Тёмная ночь воцарилась давно в душе
Боль от разлуки стала моей звездой
Ты не поверишь – самой единственной – Той

А я обнимаю белые стены монастырей
А я обнимаю белые стены церквей
Пустых монастырей
Пустых церквей

***

Когда это тело сырое уйдёт
В подземные воды и всё им вернёт,
А дух, соответственно, ринется ввысь
Теряя в полёте последнюю мысль,
— Останется книга один на один
С клубящемся роем читательских спин,
С лесами, ветвями внимательных рук,
И бабочки пальцев слетятся на луг
Цветистыми смыслами полных страниц,
В которых плывут отражения лиц.
И звездное небо сияющих глаз
Премудростью дышит как Божий алмаз.
…
В туманное утро в туманную даль
Из дома однажды уходит печаль,
И сердце не может уже говорить,
И жажду безмолвия не утолить…

***

«Галилеа языков, людие ходящии во тьме, видеша свет» …
(от Матфея, глава IV, стих 16)
*

Я вспомнить не умею
Зелёные холмы
Ордынской Галилеи,
Тартарской Хохломы.

Глаза Твои, Наставник,
Над маревом веков
— Как синий короставник
В бескрайности лугов.

Нерукотворный облик,
Доставшийся молве,
Растаял словно облак
В небесной синеве.

Без памяти и смысла,
Как некая искра,
Перебираю листья
Библейского костра.

И словно воплощенье
Таинственного сна,
Как милость и прощенье
На радость мне дана:

Кленовая аллея,
Осенняя тропа,
Родная Галилея
— Московская толпа…

***

Врастаю в камень, становлюсь немым.
Исчезла боль, горевшая веками…
В иных мирах стихи мои как дым
Летят, переплетаясь с облаками.

Не вечно быть на свете молодым,
Растрачена шкатулка с чудесами.
Безмолвный мир даруется седым
Поэтам с опустевшими глазами.

Войдите в дом: увидите – он пуст.
Здесь некто жил и больше не вернётся.
В лесу далёком тонкой ветки хруст…

Над старым страхом филин рассмеётся…
И так произошла потеря чувств.
И только сердце изумлённо бьётся.

***

Свет мой зимний, сквозящий свет.
Вот и стал я гламурно сед.
Хрупкий месяц, хрустальный снег…
XXI на взлёте век.

А деревня мертва почти.
Вспомни Библию и прочти:
Мне отмщение, Аз воздам.
Ночью очи текут к звездам.

Ночью спелый хрустит мороз,
Дай мне, Господи, вещих слёз.
Хорошо одному в ночи
К Небесам подбирать ключи.

Будет утро, а может, нет.
Звезды льют запредельный свет
В очи, высохшие до дна…
Исповедуй меня, Луна.

Утром выйду, от снега слеп.
Сало – птицам, собакам – хлеб.
В печь – берёзовые дрова,
С плеч – свинцовая голова.

Свет повсюду, предвечный свет…
Кто я? что я? меня здесь нет.
Мысль как ветер свежа, чиста.
Чорный шарик скользит с листа.

***

Посмотри в свое сердце – в сокровище мёртвого дня:
Свалка детских обид, обожженное солнце любви.
Золотые гоплиты печали идут на меня,
Искромсают опять, и опять мне валяться в крови.
Сотни жизней прошло и опять повторяется тож:
Ничего я не понял, проснуться опять не сумел.
Неужели январский бессмысленный медленный дождь
Вновь залижет лица опрокинутый в прошлое мел?
И опять умирать, забывая приснившийся сон…
Вот и руки раскинуты крыльями мёртвых надежд.
Словно занавес синий летит на меня небосклон,
Звездный смех устилает неловкую поступь невежд.
Подари мне, палач, не пощаду – игрушечный люфт:
В алый плащ завернусь и успею шепнуть: «я – ничей!»
Херувимам небесным, которые истину пьют
Из бездонных всевидящих веющих Божьих Очей…

***

Прохожденье по трапу насущного сна
Закурить не получится горькое горе
Самой чорной печалью богата казна
Выше звёзд поднимается красное море
Ставить знаки зарубки на сердце весны
Станет этот прохожий палаш саблезубый
Зацелована ненависть кровью десны
И заходит в подснежники вымерший зубр.
…

Устаканится в памяти вешняя боль
Перископы отчаянья глотнут горизонта
И на веках усталости выступит соль
Консервируя смерть обоюдного фронта
Никогда ещё не было так хорошо
Молодому абсурду в развалинах смысла
На арене сознания фокусник шок
Растворяет в безумии буквы и числа.
…

Окончание сна продолжается как
Бесконечные титры плывут на экране
Имя-отчество в бездну плывёт как ясак
Пропадает бесследно в столичном кармане
Это просто трава продолжает расти
Как щетина растёт в одиночке разлуки
Это вещее сердце у бога в горсти
Забывает себя и не чувствует муки.

***

.

Тиха душа моя, таинница;
Пусты бокалы глаз хрустальные.
Мгновение – и сердце сдвинется
В прозрачные миры астральные.

И в тех мирах, где солнце синее
Изнежило траву багряную,
Сверкающим крестовым инеем
Перебинтую рану рваную.

Плачь, изумленья именинница!
Никто не опознает милости.
Осенний храм, пустая ризница…
А нищему довольно милоти.

***

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится…

Арсений Тарковский

И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне ещё когда-нибудь приснится…
И что тут говорить — ты удалась вполне,
Судьба провинциального провидца.

И всё я ухожу и не могу уйти…
Осенних сумерек дождусь ещё, доплачу.
Искомую слезу я вынесу в горсти,
Сгоревшей родины оплачивая сдачу.

Я сделал всё, что мог: я вышел из себя
В пространство сна приснившегося Бога.
Последний лебедь, крыльями гребя,
Прокладывает синюю дорогу.

Закат уже упал и сумеречный плен
Объемлет всё, что есть влюбленностью ревнивой.
Агония любви прольётся в русло вен,
И вспыхнет память огненною гривой.

И пепла чорный снег просыплется на лист,
И сложиться в слова иноязычной речи…
И будет её смысл невыразимо чист,
И некому понять, и незачем, и нечем.

И только Божий Лик в бездонной тишине,
В безумии ума, как мир отобразится…
И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне ещё когда-нибудь приснится.