Я возражаю против того, чтобы вносить фанатика в тип искупителя; одно слово властный, и уничтожается всё. «Благая весть» — она ведь как раз о том, что противоречий больше нет; царство небесное принадлежит детям, вера, какая заявляет здесь о себе, — она не завоевана, она просто здесь, с начала, это как бы ребячливость, задержавшаяся в сфере духа. По крайней мере физиологи знают феномен запоздалого полового созревания с органическим недоразвитием, — следствие дегенерации. Когда так веруют, то не злятся, не сердятся, не сопротивляются; эта вера не приносит «меч» — и не подозревает, сколько бы всего могла разделить. Эта вера не доказывается ни чудесами, ни наградами, ни обетованиями, тем более уж не «писанием»; она всякий миг сама себе чудо, награда, доказательство, «царство божие». Эта вера и не формулируется — она живет, противясь формулам. Конечно, все случайное окружение, язык, запас впечатлений — определяет какой-то круг понятий. Однако воздержимся от того, чтобы видеть здесь не просто знаки, семиотику, повод к сравнениям, а нечто большее. Никакое слово нельзя здесь понимать дословно — для нашего антиреалиста это непременное условие, иначе он вообще не сможет говорить. В Индии он пользовался бы понятиями санкхья, в Китае — понятиями Лао-цзы, да и не заметил бы разницы. «Жизнь» как понятие, нет, как опыт — ничего иного он не знает — противится в нем любым словам, формулам, законам, догматам, символам веры. Он говорит лишь о самом глубоком, внутреннем: «жизнью», или «истиной», или «светом», — вот как он называет это глубоко внутреннее, а все прочее — вся действительность, вся природа, даже сам язык — наделено для него лишь ценностью знака, подобия. Мы не должны тут ошибиться, сколь бы велик ни был соблазн предрассудка: подобная символика превосходство — она вне пределов религии, культовых понятий, вне пределов истории, естествознаний, опыта общения, любых знаний, всей политики, психологии, любых книг, всего искусства, и его «знание» — это, по сути дела, знание
Читать дальше →

Инстинктивная ненависть к реальности — следствие крайней раздражительности и болезненности, когда уже не хочется, чтобы тебя «трогали», потому что любое прикосновение действует слишком сильно. Инстинктивное неприятие антипатии, вражды, любых разграничений и дистанций — следствие крайней раздражительности и болезненности, когда любое сопротивление, сама необходимость чему-то сопротивляться воспринимается как непереносимое неудовольствие (нечто вредное и отвергаемое инстинктом самосохранения) и когда блаженство (удовольствие) лишь в том, чтобы никому и ничему не противиться, ни злу, ни беде…

Любовь — единственный, последний шанс выжить… Вот на этих двух исходных физиологических реальностях и взросло учение об искуплении. Назову его тонким развитием гедонизма на вполне прогнившей основе. Близкородственным остается эпикуреизм, языческое учение об искуплении — с большой дозой греческой витальности и нервной силы. Эпикур типичный décadent, я первым рассмотрел в нем такового… Страх перед болью, даже перед бесконечно малой величиной боли — может ли окончиться он чем-то иным, нежели религией
Читать дальше →

Алчность и любовь: какие различные чувства возбуждает в нас каждое из этих слов! – но в сущности они под двумя различными названиями выражают одно и то же стремление. Первым из них клеймится это стремление с точки зрения лиц, уже достигших обладания, лиц, у которых стремление до известной степени успокоилось и которые теперь боятся только за свое «достояние»; второе стремление определяется с точки зрения неудовлетворенных, жаждущих и потому прославляющих известное явление, как некоторое «благо». Разве не является стремлением к новому приобретению наша любовь к ближнему? Разве нельзя то же самое сказать про нашу любовь к истине, к знанию и вообще про всякое стремление к новизне? Мы мало-помалу пресыщаемся всем старым, всем, что нам прочно принадлежит, и все снова и снова протягиваем свои руки вперед; даже самый прелестный ландшафт, если мы проживем в его обстановке месяца три, уже не будет больше пользоваться нашей неизменной любовью, и снова нашу алчность будут привлекать далекие берега: всякое имущество в процессе обладания теряет свое значение для нас. Мы хотим сохранить в себе то удовольствие, которое мы испытываем от собственной своей личности, так чтобы оно вызывало в нас постоянно нечто новое, – в этом-то и заключается обладание. И раз мы пресыщаемся предметом своего обладания, это значит, что мы пресыщаемся самими собой. (Страсти наши могут быть весьма разнообразны, и почетный титул «любовь» можно приложить и к желанию устранить что-нибудь, раздать.) Если мы видим чьи-нибудь страдания, мы охотно стараемся воспользоваться случаем овладеть этой личностью; вот что вызывает человека, напр, к благодеянию, к состраданию; а он «любовью» называет это проснувшееся в нем стремление к новому обладанию и испытывает при этом известное чувство удовольствия ввиду того, что впереди его ожидает возможность расширить сферу своей власти. Весьма ясно проглядывает это стремление к собственности в чувстве половой любви: влюбленный хочет быть безусловным и единственным обладателем
Читать дальше →

А вообще спасибо. Мне одно время указывали, на некоторые тенденции, которых я искренне не замечал, но сейчас вижу.

Когда возвращаюсь в я вижу один такой момент, что начинаю путаться. Зависаю на какой то теме, которая скорее похожа на пар от я. Приятный такой аромат. Но это не я. Что это такое?)

Хочу поделиться тем как появилось стихотворение о лодке и чайках.
Как я уже писал у меня было осознание что моя лодка пустая. Затем чувство умиротворенности и блаженства которые пришли с осознанием исчезли- сменились некоторыми неприятными ощущениями. Но тем не менее осознание что лодка пустая оставалось. Поэтому я написал что в пустую лодку насрали чайки.
Чуть позже все эти мысли и осознания захотелось оформить как стихотворение.

Блаженство и мудрость — это не инструменты для достижения чего-то ещё. Блаженство и мудрость это и есть предел любых достижений. Поиск мудрости и блаженства — это предельный поиск.

Если подразумевается некая «красивая жизнь после того, как», то это значит что призрак красивой жизни закрывает собой и мудрость, и блаженство. Это значит, что отсутствует понимание предельной ценности и мудрости, и блаженства но есть какая-то иная цель, представляющаяся чем-то на самом деле важным. И эта цель («жизнь после того, как») привязывает к жизни, а значит отдаляет и от мудрости, и от блаженства. Жизнь остаётся по-прежнему чем-то по-настоящему желанным, в то время как нет ценности вне мудрости, и нет ценности вне блаженства. Эталон (смысл, мудрость, блаженство) подменяется тем, что измеряется этим эталоном — жизнью (смысл жизни, мудрость жизни, радость жизни). Жизнь той или иной степени радости [как и обычно] ставится главной целью. А сама квинтэссенция радости (сат-чит-ананда, вечное безусильное блаженное осознанное бытиё), как и обычно, упускается из виду, подменяясь чем-то вроде «долгой, счастливой и беззаботной жизни».

Ну а в мире всё так и устроено — если вы стремитесь к чему-то, вы и приближаетесь к достижению этого. Хотите долгой счастливой жизни, которую можно достичь с помощью «просветления»? Вы получите её. Но вместе с тем, без чего она невозможна — без непрекращающегося страдания и смерти. Ведь вам не нужна ни мудрость, ни блаженство, на самом-то деле (прежде всего вам нужна жизнь). Поэтому их вы и не
Читать дальше →

Адвайта-веданта, вкупе с другими учениями не-2, справедливо указывает на безличную основу личности, где личность есть временная флуктуация сознания, рефлексия мысли о себе самой, призрачный персонаж иллюзорной пьесы.
все это так, но откровение христианства состоит как раз в том, что возникший из небытия временный узор мысли, некий псевдосубъект, который здесь называют личностью, призванный растаять в изначальном сознании, из которого был образован, изволением верховного Бога взывается к вечному бытию постольку, поскольку сумел заявить себя пред Его лицом достойным того, что бы дарована была ему вечная божественная жизнь. Такая Личность обретает уже сущностное основание в божественном бытии и не может исчезнуть как нечто эфемерное.
Судьба такой Личности становится так же неисповедима как жизнь Самого Бога.
Полагаю, мастера адвайты не вполне видят такой вариант в судьбе личности.
Возможно, я ошибаюсь на этот счёт, надо будет вглядеться в эту тему ещё внимательней.

Всех, кто в поиске, можно разделить на три группы: скептики, романтики и люди – прирождённые исследователи.
Все они чувствуют собственные импульсы получить Знания себя.
Некоторым объяснили, а большинство прочувствовало, что без этого Знания качество жизни совершенно не устраивает.
Романтики, начитавшись и пообщавшись и повидав самодостаточных просветлённых мастеров, нарисовали себе в конце поиска безбедную картину без страха, страданий и печали.
Скептики, в принципе упорные люди, поизнуряясь на разных подходах к изменению своего сознания под влиянием разных Гуру, книг, собственного сравнительно небольшого опыта, отчаялись дойти до Того состояния сознания.
Они считают своим долгом публиковать свои сомнения о возможности узнать Истинное Я.
Наконец, прирождённые исследователи систематично и неукротимо продвигаются, открыто общаются, ставят вопросы, отвечают и т.п.
Есть одна отличительная особенность этих людей.
Они безошибочно различают просветлённых Мастеров.
Получается как-то странно, сами, ещё «барахтаясь» в иллюзорном мире, отмечают просветлённость Мастера.
Впрочем, это не должно удивлять. Личный опыт, медитация, знания залог тому.
Недостаток знаний о том, что там за пределом восприятия иллюзорного мира восполняется ВЕРОЙ повествованиям Гуру.
Передо мной лежит книга Нисаргадатты Махараджа «Я есть то».
На сто процентов уверен, любой ищущий прочитав её, поверит в подлинность рассказа об изменённом сознании Мастера и достижении Знания себя.
Оказывается, в отличие от Мастеров дзен, можно описать То состояние сознания.
И оно не сладко-кисельное, а разное, даже с нестерпимой физической болью.
Но фильтр восприятия всего многообразия жизни в Том состоянии сознания не исключает чувства комфорта от соприкосновения с подлинной, Реальной жизнью.
Чувства настоящего, правды, подлинности сопровождают чтение упомянутой
Читать дальше →