Ему было лет сорок. Ей — лет тридцать пять. Они гуляли по парку и разговаривали. На выходе из леса Его внимание привлекло нечто массивное, вдоль кромки деревьев лежала огромная труба. В диаметре — метра полтора. Она была сварена из нескольких прямых отрезков, длиной метров по тридцать, и представляла собой дугу. Они остановились как раз напротив жерла, из которого пахло железом и ржавчиной, и сам бог велел крикнуть в эту пещеру.

— А!!! — Коротко и резко крикнул он.
— А… а… а, — ответило эхо.
— А!!! — Крикнула она.
— А… а… а, — ответило эхо.

Она рассмеялась:
— Я никогда не разговаривала с трубой…
Он тоже улыбнулся.

Каждый задумался о чем-то своем.

Потом они пришли домой, легли на кровать и занялись любовью. Они лежали на спине, с приятной усталостью в теле, смотрели в потолок и Она вдруг сказала:

— Спасибо тебе.
— За что? — Ответил Он.
— За Эхо…

Половину своей сознательной жизни я мечтал о том, что когда у меня будет свой дом, в нем будет обязательно большая комната, а в середине комнаты будет стоять большой круглый стол. Он будет старым, тяжелым и скрипучим, будет покрыт зелёным сукном, таким же, каким покрывают столы в казино. Над столом будет низко висеть лампа с большим абажуром в виде полусферы, из бежевой, мохнатой ткани, с рюшечками внизу. Лампа будет интимно освещать стол. В центре стола будет светлое пятно, рассеивающееся к периферии. Лица домочадцев, сидящих за столом, будут в полутьме, а потолок и углы комнаты будут совсем черными. Вся семья будет собираться за столом и разговаривать умные разговоры.

Дверь в комнату будет открыта и из проема в полутемную комнату будет заходить свет из соседнего помещения. В проеме будет появляться жена с большой и глубокой тарелкой дымящихся пельменей, быстро подходить к столу и говорить: «Так. Быстренько расчистили мне стол. Пельмени любят, чтобы их кушали горячими». Неизвестно откуда на столе будет появляться графинчик с водкой, вся компания начнет греметь посудой и эти приготовления, этот зуд лёгкого, маленького, не официального праздника будет витать вокруг стола весь вечер.

В моей первой однокомнатной квартире, от старых хозяев остался подобный стол. Но он был квадратным и без зелёного сукна. Он был не окрашен и возможно когда то покрыт бесцветным лаком. Его ножки внизу рассохлись и были темными, видимо от воды, которой мыли пол. На вид ему было лет пятьдесят или больше. Мы его даже перевезли в следующую нашу квартиру. Она была уже двухкомнатной и за этим раритетным столом дочка делала уроки, а в праздники его вытаскивали в центр небольшой комнаты, раздвигали — он был раздвижным, — и кушали пельмени с редькой под сметаной. Второго элемента моей мечты, лампы с абажуром, не было, и мы выключали верхний свет и включали ночник в углу комнаты, пытаясь создать интимную атмосферу.

Потом мы этот стол выбросили, я его вынес на мусорку и
Читать дальше →

Это случилось давно, когда я ещё безумно любил свою молодую и красивую жену.

Было нелегкое время перемен, но мы были полны предчувствием, что впереди целая жизнь и все будет хорошо.

В обеденный перерыв я прогуливался в центре города, и внезапно увидел свою любимую. Такое случается редко, поэтому я вспыхнул от неожиданности, но сдержался от того, чтобы сразу подбежать к ней и обьявиться. Я решил немного понаблюдать за ней.

Она стояла у лотка и выбирала солнцезащитные очки. Мерила их, смотрелась в зеркало и улыбалась, флиртуя с продавцом, молодым симпатичным парнем. Я любовался ей. Моя тростиночка возбуждала меня, мне в ней нравилось все, абсолютно все. Мое тело дрожало от увиденного.

В какой — то момент я почувствовал неловкость, что поступаю не очень красиво, подглядывая за близким человеком. Или побоялся увидеть что-то, что мне видеть не полагается? Я встрепенулся и подбежал к ларьку. Мне хотелось подойти сзади, обнять ее, положив руки на ее живот и поцеловать в шею. Но я постеснялся и чтобы не напугать ее, подошёл сбоку и сказал:

— Привет! Мой белый хлеб.
— Привет, — ответила жена, сконфузившись.

По тембру ее голоса, по движению ее тела, по тому, как она положила очки на лоток, я почувствовал, что мне не рады. Я опять вспыхнул, но это был огонь уже другого рода. Какой-то секрет, который я знал, но прятал где-то в глубине души, всплыл и напомнил о себе. Я схлопнулся, посмотрел на продавца, повернулся к жене, взял с лотка очки, которые украшали и без того красивое лицо моей страсти и сказал:

— Вот эти… — и добавил, — мой перерыв закончился, нужно бежать на работу…

Я отвернулся и быстрым шагом почапал к
Читать дальше →

Писатель прошел весь шумный и пестрый парк по центральной широкой аллее насквозь и уже на выходе, который был на самом деле входом, и который был украшен двухэтажной французской каруселью, увидел ларек с квасом.

Ларек представлял собой небольшой усеченный конус, перевернутый с ног на голову, с диаметром в основании примерно полтора метра, или, другими словами, был похож на пластиковый стаканчик для пива, и был раскрашен в желто-дрожжевые тона. С одной стороны квасного ларька было окошечко, с противоположной стороны — небольшая открытая дверца, из которой был выставлен на улицу стульчик продавца. Обычно продавцами кваса работают наемные на летний сезон девочки. И поскольку им скучно и у них, как правило, есть ухажеры, то часто в этом «стаканчике для пива» девушка находится вместе со своим парнем. А поскольку в отсутствии покупателей сидеть в этой кибитке довольно скучно и глупо, молодежь проводит время с пользой для дела, а именно, за поцелуями. Вот и в этот раз, на выставленном стуле сидел парень, а у него на коленях — девушка. Спина парня находилась на улице, а ноги в ларьке и девушка, соответственно, тоже была в ларьке, она же продавец как-никак.

Писатель подошел к окошку и увидел сидящую к нему боком девушку, на коленях своего парня, и процесс целования — в засос. Писатель был культурным человеком, и он не мог помешать такому священному действию. Он и сам раньше был молодым и тоже целовался, правда, не на открытой местности, а на темных лавочках. Но это не важно, время не стоит на месте.

Писатель потоптался, посмотрел на мощные, растопыренные подошвы кроссовок девушки и подумал, что ему, возможно, пора бы уже и кашлянуть, чтобы на него обратили наконец -то внимание, но он не успел этого сделать, потому-что рука парня оказалась на бедре девушки и стала двигаться под шортики. Писатель одобрял действия парня, но ему хотелось выпить прохладного «Махито». Но ситуация затянулась, Писателю было не ловко стоять и мешать влюбленным, да и «Махито» видимо
Читать дальше →

Я открыл дверцу полированного шкафа, а ля — «ю эс эс а», залез внутрь, закрыл дверь, сел на какой-то стульчик и стал перебирать рукой вешалки с костюмами. Выбрал черный, одел его, и стал смотреть на свет, который пробивался сквозь щель между дверцами. Кто-то должен был придти за мной и их открыть.

Проснулся я головой на подушке. Лицо правой стороной было уткнуто в край подушки и из уголка рта на ткань вытекала маленькая струйка слюны. И первой моей мыслью после пробуждения было не то, что, про шкаф — это был сон, а то, что, как же это здорово молниеносно передвигаться между полированным шкафом из детства и своей кроватью, уже в две тысячи девятнадцатом году.

Но это уже некий вывод, а первую мысль уже трудно восстановить. Она звучала скорей так:«А как же быть теперь, ведь я там в шкафу не закончил кое-какие дела»

Лег спать как всегда, в девять, и несмотря на сонливость, почувствовал, что, якобы уложившиеся мысли, меня обманули и собираются продолжить свою свистопляску. Проворочившись с час, я включил ночник и посмотрел на настенные часы. Полночь. Боже, я прокуртыхлялся три часа! Простынь закрутилась, подушка превратилась в камень, а одеяло в темноте щелкало и искрилось.

Я встал, выпил стакан воды, послонялся по комнате чтобы замёрзнуть, залез опять под одеяло и надеялся угревшись, таки заснуть. Я с закрытыми глазами смотрел в темноту, а мысли, без всякого умысла танцевали сиртаки. «Блять», — сказал я вслух, включил ночник и опять посмотрел на часы. Большая стрелка стояла на двенадцати, маленькая на трёх. «Не, так не пойдет», — сказал я, встал, достал из кухонного стола карвалол и наклонил горлышко пузырька к ложке. Шесть капель упали на блестящую поверхность и дальнейшее потряхивание ничего не добавило. «Блять», — сказал я и слизнул с ложки лекарство. Доза была маленькой, но других вариантов не было. Мысли то набегали, то откатывались, как волны прибоя.

Я залез под одеяло в надежде заснуть и как только почувствовал приятное проваливание в забытье, прозвенел будильник. «Блять», — в третий раз сказал я. Утренние сборы прошли под рефреном «Не забыть купит карвалол».

Когда я приехал в офис, решение было уже готово. Я взял чистый лист бумаги, ручку и каллиграфическим подчерком, с крупными вензелями в буквах «З», «в», «п», «у», «м» и «б» написал:

Заявление

Прошу Вас уволить меня по собственному
Читать дальше →

В присутствии я стоял на ресепшене и ждал получение талончика. Когда подошла моя очередь, я увидел, как из зала ожидания выходила женщина моего возраста и посмотрела на меня долгим взглядом. Я тоже посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась и подмигнула. Я тоже автоматически подмигнул, отвернулся и стал разговаривать с клерком. В этот момент я почувствовал руку на своем плече. На меня опять смотрела эта женщина:

— Могу вас подвезти.
— Да мне еще в очереди сидеть, — сказал я, удивляясь такому повороту событий, не каждый день мне женщины предлагают прокатиться.
— Я подожду, — сказала она.
— Но это минут сорок.
— Ничего страшного, — мягко настаивала она.
— Нет, спасибо.
— Как скажете, — сказала она и ушла.

Я сидел и думал о том, что может зря я отказался. Может она отвезла бы меня в маленький симпатичный городок на берегу Женевского озера… «Да нет. Там бы она меня и съела, все я правильно сделал», — подумал я, поднялся и подошел к окошку присутствия.

Еду в маршрутке и ловлю себя на мысли, что у меня нирыбонимясное состояние, и что мне это не очень нравится.
Я закрыл глаза, стал визуализировать двенадцатимиллионный заказ, потом открыл глаза, обвел глазами салон, увидел хмурые лица и перевел взгляд на парня напротив меня. У него в наушниках играл трэшметалл. Я подумал, что это гораздо лучше чем блатата и шансон, но хуже Димаша Кудайбергена.
Дальше мне вспомнился старенький фильм — «Бегство мистера Мак-Кинли». Есть фильмы — это не комедии, не про войну и не мелодармы. Фантастика, с уклоном в задуматься, фильмы, которые повлияли на формирование моей личности.
Его наверно видели только старпёры, типа меня, Шарока и Бамбуки.

Там один чувак, одинокий, Банионис его играет, каждое утро кушал яичницу и мечтал о семье с красивой женой и детьми. Его лицо при этих образах светлело, но закончив завтракать, он шел на ненавистную работу и продолжал жить одинокой жизнью занюханного клерка. Потом он увидел рекламу конторы, которая замораживала людей с перспективой через тыщу лет проснуться в новом красивом обществе. Он то ли денег наскреб, то-ли ему бонусом, но обрёл эту возможность. И вот он проходит все эти процедуры. Над ним колдуют молоденькие девушки, готовят его к замораживанию. Потом помещают в капсулу, и того… Потом он просыпается и ….
Дальше не расскажу.

Я посмотрел в окно маршрутки и увидел остатки белой луны в лучах восходящего солнца, и воздушный шар. Такой красивый, цветастый, с корзиной, с пламенем гарелки. «Сезон полетов начался», -подумал я.- «Эх, улететь бы на нем туда, где молочные реки и кисельные берега». Я перевел взгляд в салон и увидел, что кроме меня на этот шар никто не смотрит. «Конечно», — опять подумал я. — «Разве они могут помечтать так же красиво как
Читать дальше →

Зачем мы поехали отдыхать вместе, было не понятно. Между нами все уже было кончено. Оба это понимали, но сделать решительный шаг никто из нас не решался. Приехали мы рано утром. Абориген, который нас подвозил на машине, сказал что отвезёт нас в хорошее место, не далеко от моря.

Спохватились мы, когда были уже на горе, усеянной домишками, утопающими в деревьях инжира и граната. Хозяйка, увидев наши смущённые лица, вывела нас на веранду, с которой открывался замечательный вид на весь город. Он лежал у наших ног, а умопомрачительно синее море своим космосом сразило нас наповал, и мы остались. Не успели мы побросать сумки, как погода стала портится. Набежали тяжёлые тучи и срывался тропический дождь. Сидеть в доме не хотелось и мы решили прогуляться по городу.

Спустившись с горы, мы пошли по прибрежной улице, рассматривая местных жителей и архитектуру заброшенного города. Срывающийся дождь никак не начинался, и периодически открывающееся от туч солнце, украшало нашу прогулку. В магнолиях плотным звуком шумели цикады. Я не выдержал, подошёл к дереву, развел листья и стал искать глазами это маленькое существо, которое своими трущимися друг о друга крылышками издавало эти завораживающие звуки.

Мы шли молча. Иногда у меня возникало желание растормошить ее, чтобы она улыбнулась. И когда мне удавалось это сделать, я радовался, и слабая надежда у меня в груди немного оживала, я продолжал говорить и говорить всякую чушь, лишь бы опять не вернулась тоска безнадеги и отчаяния.

Дальше мы увидели украшенную двумя львами лестницу. От тротуара, три ее пролета, вели ко входу заброшенного театра. Из пустых проемов окон полуразрушенного здания доносился высокий женский голос. Некто выводил виртуозные пассажи, проверяя акустику зала. Мы заглянули внутрь и увидели девушку, она стояла в проходе амфитеатра лицом к сцене и пела арию. Облупленные стены и балконы, вывороченные кресла, жалкие остатки сцены никак не вязались с этой поющей девушкой. Мы
Читать дальше →

Как — то на исходе зимы, в субботу, мне позвонил брат:

— А я как всегда — пью, — сообщил он мне.
— Я слышу, — сказал я ему.
— А завтра я поеду на рыбалку, — сказал, растягивая слова, брат.
— А лёд ещё нормальный?
— Ооо, лёд ещё ого-го. Поеду, посижу на льду, поморожу задницу, сопли потекут, ничего не поймаю. Потом не смогу выехать, потому- что машина застрянет, потом меня будут долго выталкивать. Наконец приеду домой, уставший и замёрзший, налью себе рюмашку и с удовольствием выпью.

Брат все это рассказал гораздо интересней, чем я описал, с большим количеством эпитетов и нюансов. Мне его рассказ понравился, я живо представил всю эту картину и позавидовал ему, что он все это испытает.

На следующий день он мне опять позвонил и сказал:

А я на рыбалку не поехал, сижу пью дальше…