А шарик все выше летит к облакам,
И крыши, как мыши, сидят по углам.
Себя подымаем к небесным полям
По хрупким ступенькам, по радужным снам.
По лестнице этой идти и идти…
Лети же, наш шарик, не зная пути.
Ведь в небе не видно ни троп, ни дорог.
Нам ниточку шарика дал в руки Бог.
Лети же все выше, не зная пути.
Мы верим, мы дышим… лети же, лети!

Когда наступает осень,
Деревья сбрасывают листья,
Вначале втянув их соки,
Поэтому и желтеют
Уснувших садов пейзажи.
Вся сила уходит в корень.
Зима наступает грозно,
И надо дожить до лета.
Деревья -они как люди.
Их зимы- как наша старость.
Желтеют былые страсти,
Уходит весь сок желаний.
А корень — душа без смерти.
Заветом своих рождений
Все то, что собрал от неба,
Все то, что впитал от почвы,
В себе сохраняет корень.
И может быть листьям больно,
Их жизнь утекает к веткам.
И может быть листьям страшно,
Когда наступает север-
Кремация старых листьев
И черные знаки дыма.
И как умереть до смерти?
Лишь веток скелет холодный
Оставить. Все силы корню!
Он Землю пробьет до центра.
Он Небо прорежет веткой.
Он ствол подымает к Богу.
И Бог по стволу снисходит.
И новые будут листья.
И снова придет их время.
За летом наступит осень.
За смертью придет рожденье.

forsuasson:

До меня тут недавно дошло: мы ведь мечтаем, чтобы социум победил. Мечтаем о нормальной жизни без этого конфликта. Мы выступаем на стороне социума, поэтому так хреново. Просто кроме социума, его целей и жизни, которую он предлагает, мы ничего не знаем. Подлинности не знаем.

Нет традиции для мирян. Не надо себя обманывать. Для мирян есть свод правил, продиктованный необходимостью сохранения общества, или убежище для тех, чья душевная структура не способна существовать в условиях социальной борьбы. Каждая духовная традиция создает такие убежища, и пока она жива, в убежище остается дверь, выйдя из которой ты уходишь от мира. Этот уход может быть двух видов. Путник сбрасывает социум как надоевший груз одним рывком. Это пустынники отшельники живущие в скитах и пещерах для них даже монастырское житье слишком обременительно. Или оставаясь в миру, он все больше теряет к нему интерес, его взор все чаще разворачивается к незримому, выходящему за пределы пределов. Какое то время, он может продолжать учить, строить для себя и учеников собственный мир, может даже умереть, окруженный преданными как Рамана Махарши. Но его жизнь это только видимость, он давно мертв для мира и все, что мы можем увидеть, это только фееричный распад его иллюзорных оболочек.

Мы сотканы из других.
Каждая ниточка — человечек.
Вот и живем для них,
А не поем беспечно.

А если распустишь себя как ткань,
То нечем душе укрыться.
И потому проиграешь брань.
Личины, заменят лица.

Социум –левиафан.
Чудовище многооко.
И только если от Бога пьян,
Умрешь, не дождавшись срока.

Но разве хочешь ты умереть?
Ткань распустить по нитке?
Разбиться о Солнца медь?
Икаром сгореть в попытке?

Нет! Каждый из нас, как премудрый Дедал,
Хочет тюрьму покинуть.
Поэтому заранее проиграл.
И приземлится в тину.

В ней так приятно себя воспеть,
И упростить все смыслы.
Просто пить или просто есть,
И помнить что мир помыслен.

Все увертки! Ты проиграл,
Даже не вынув шпагу.
Зверь велик, ты ничтожно мал,
И негде найти отвагу.

В этой войне себя не спасти.
Летишь против дня на север.
И не повернуть в пути,
Когда вымерзают перья.

И быть в миру не от мира сего,
Это не просто фраза.
Это значит, не ждать ничего,
И быть лишь строкой рассказа.
Читать дальше →

Мы рождаемся, умираем…
Как по речке плывем в обрыв…
И уходит душа нагая,
Все, что было, в пути забыв.

Эта воля слепая к жизни,
По течению гонит вниз.
И не ведая укоризны,
Называем мы это жизнь.

Эта речка, из душ уснувших,
Побеждает почти всегда.
Даже лучшие из наилучших
Лишь стоячей судьбы вода.

Но исток для душ шире устья,
Развернув судьбу как коня,
Навсегда обручишься с грустью,
Не пеняй тогда на меня.

Не увидеть душе истока.
Не упасть ей с рекой в обрыв.
Она станет дыханьем Бога.
Только он в этой речке жив.

Хочется говорить одними стихами.
Как парусник бежит по волне,
Стих проскальзывает между снами,
Оставляя поэта во сне.

Один — легкий воздушный ялик.
Другой — объемистый сухогруз.
Волны считают ударения галек…
Им и гекзаметр и хорей во вкус.

Но не оставишь тропинку в море.
Не выстроишь из воды приют.
Если ветер утихнет вскоре,
То паруса умрут.

Это было и снова будет.
Кого вздернут, кого споют.
В снах живут холодные люди,
И на дне парусник ждут.

Ждут пиастры или алмазы,
А получат раздутый труп.
Ведь не видно холодным глазом,
Это чудо святых минут.

Ведь стихи это лишь скелеты.
Не увидишь их светаплоть.
И уходят они как ветры,
Когда дуть перестал Господь.

А пока говорю стихами.
И лечу на его волне.
Проживая сей миг меж снами.
Оставляя себя во сне.

Для человека естественно стремится к хорошему.
Верить, что создан для счастья, как для полета.
Так ребенок, злой мамой брошенный,
Смотрит в окна детдома и ждет кого-то.

Так одиноко остаться одному, на кусочке суши,
Затерянном среди безжалостных звезд.
И потому веришь, что этот мир наилучший.
И Бог даст точный ответ на каждый вопрос.

Большинство умирает в этой радостной вере.
Усомнившихся ждет депрессивный синдром.
Их душа, словно шлюха, стоит на панели,
Ожидает прозренья, как лоха с баблом.

Но пространство не верит ни стонам, ни крикам.
Назови его светом, назови его тьмой.
Назови его благом, что в сердце раскрыто…
Счастье есть, радость есть, но всегда не с тобой.

И бежишь от тоски, как от гама рентгенов.
Запираешь себя в освинцованный гроб.
Украшаешь его и не видишь измену…
Мене текел горит и шипы прямо в лоб.

Но какой-то чудак не уходит под землю.
И не смотрит с надеждой в небесную пасть.
Не кричит: «Я услышал, я верю, я внемлю!»
Не боится прожить и, как эхо, пропасть.

Он не ищет во тьме черношкурое счастье.
И не делит весь мир на себя и других.
Словно Солнце не знает ни дней, ни ненастья.
Одни скажут- мудрец, а другие, что псих.

Тех, кто скажет мудрец, он безмолвно жалеет.
Тех, кто скажет что псих, награждает собой.
Говорит: «Посмотрите, заря розовеет!
И по морю проходит волна за волной!»
Читать дальше →

Открывая смерть как дверь
Задуваешь этот сон,
Как лампадку… без потерь.
В нем пластинку граммофон
Расцарапал и истер,
Ну а музыка живет
Между звуками как вор.
По канатику идет,
Меж иголкой и трубой,
Между дверью и стеной,
Между жизнью и тобой.

Выбив риска между дат,
Жизнь не сделаешь другой,
Лишь значок поставишь кат,
Ограничив сон собой.

Дверь открыта в темноту,
За спиною сонный дом.
И уходишь в наготу,
Обернуться новым сном.

Нет смерти, есть лишь воскресенье.
Но не вместить сей смысл в уме,
Ведь свет не исчезает с тенью
И не сгорает он в огне.

Сам ум — лишь контур этой тени,
Он разделяет тьму и свет.
Но не постичь сих откровений,
Вопросом не родить ответ.

Мир черно-белый, код двоичный,
Как перекрестие креста.
И не поможет говор птичий,
Когда за небом пустота.

На ней висишь без сожалений,
Не победив, не проиграв.
И в полдень исчезают тени,
Меня, как тень, с собой забрав.

Разлит сироп, в нем вязнет муха.
Картину эту знают все.
Бредет по улице старуха,
А с ней старик навеселе.

Спешит уверенной походкой,
Одетый в важность бизнесмен.
Девица в тоненьких колготках…
Все ожидают перемен.

Прихлопнет повар ложкой муху,
А может улетит она,
Умрет старик, за ним старуха.
Девица прыгнет из окна.

Иль выйдет замуж по залету,
А может даже по любви…
Идет за душами охота,
А говорят все селя ви.

Мы в яме ползаем по жиже.
Вбивая пальцы в жидкий грунт,
Сползаем с каждым годом ниже.
И строим счастье и уют.

Переплелись во тьме корнями.
Слились личинами в ночи.
Придя к священнику иль ламе,
Желаем получить ключи
От царства, где не будет смрада.
Но не обманешь мухи суть.
Мы недостойны даже ада.
Забудь о нас Господь забудь!

Мы снова в глину обратились,
Растратив твой великий дар.
Не змей, а червь из сердца вылез,
И превратил все жизнь в базар.

Все на продажу налетайте.
Все для того чтоб уцелеть.
Скулите или грозно лайте,
Пока не грянет смерти медь.

Мы невиновно, словно мухи,
Попали при зачатье в сеть.
Тела худы иль толстобрюхи,
Порвет небесной воли плеть.

Ударят грозные литавры,
И разорвут сплетенья лиц.
Иль вымрем мы как динозавры,
Не преклонив колени ниц.

Самим не вылепить из глины,
И не вдохнуть в себя огонь…
И мы бредем, безвинно вины,
И ждем, когда его ладонь,
Души коснется осторожно…
Из бездны мы к тебе воззвав,
Живем, надежду чуя кожей,
Что созданы, не для забав.

Что есть осмысленность творенью,
Что жизнь лишь кажется пустой,
И пусть я тень и мир лишь тени,
Но есть огонь и жив он мной!
Читать дальше →

Как полюбить переплетение цифр?
И закон всемирного тяготения?
Бог в мир вписан как шифр,
Но не найти терпения
Выписывать буковками строку,
Перелистывая страницы.
Проживаем жизнь на бегу,
Скорость смывает лица…
Чтобы его читать,
Надо остановится.
Надо вдохнуть любовь
И задохнуться болью.
И паутину слов
Сбросить постылой ролью.
Надо увидеть мир
Тьмою на дне колодца.
Тела живой эфир
Сделать подобным солнцу.
Надо пройти астрал,
Снять семь вуалей правды,
Отбросить того, кто мал
В этой великой жажде.
Надо сгореть в Творце
И возродится шрифтом.
Видеть в любом лице
Бога простые цифры.
Это двоичный шифр,
Зла и добра познанье,
Неба пустая ширь,
Твари все без названья.
Надо придумать мир,
Надо всему дать имя…
Так расколдуешь шифр…
Во истину и во имя.
Так снизойдет Господь,
В наши пустые души.
Так просветлится плоть,
Участью наилучшей.
Быть лишь его строкой.
Цифрою быть и словом.
И не найти другой
Этой любви основы.