Постепенно растет уверенность в том, что «ничто никогда не случалось.»
Она восходит изнутри, как бы сама собой.
Трудно найти собеседника на эту тему, да и нужен ли он, и — кому?
Всё ещё здесь: и тело, и боль, и память, но у них уже нет прочной опоры во мне.
Да и сам я так себе опора — себе самому.
Прозрачность…
Мир ещё плотен, но… по окраине тает, прозрачен почти на просвет.
Сколько раз ещё взвою от боли?
Сколько раз ещё ужас подует на сердце?
Не важно.
Уже не важно.
Свет звезды погасшей не важно сколько будет трепетать.

Кубок вина – в нем растворяется мир.
Кубок вина – мой сокровенный кумир.

Кубок вина – сброшена маска с лица.
Кубок вина – вмиг воскресит мертвеца.

Кубок вина — падают с рук кандалы,
Кубок вина – вновь старики удалы.

Кубок вина – радуга в сердце цветёт,
Кубок вина – нищий до неба встаёт.

Кубок вина – поп оказался лжецом,
Кубок вина – солнце предстало отцом.

Кубок вина – рушится матрица сна,
Жизнь бесконечная каждому в сердце дана.

Если боишься кубок вина пригубить,
Прочь уходи – трусу меж нами не быть.

Кубок вина — смерти улыбка нежна,
В красных одеждах сидит на коленях княжна.

Кубок вина – вечное слова Творца
Переполняет возлюбленные сердца.

Кубок вина — жизнь твоя, вещий поэт…
Пей меня, Господи, ешь меня, Господи… Свет.
*

Умереть и оставит поэзии нежную нить
Паутинкою плыть в опрокинутом небе земли.
Умоляю забыть мое имя, простить и забыть,
Как цветок безымянный в пыли.

Это — я, это — он, сам себе неизвестный, живой
Той таинственной жизнью возлюбленной ветром травы,
Над которой царит ослепительный лик золотой
В океане священной, смирившейся в свет, синевы.

Умереть и забыть обнаженный и тщательный сон
На равнинах земли, на мучительных иглах жнивья…
И уже навсегда до конца осознать: это — Он.
Но не я…

— Ты породил стихов прекрасных рой, как дерево весеннюю листву. Так что же ты печален, мой герой, и уронил на грудь свою главу?

— Ты что, не видишь? — осень унесла моих детей в неведую даль… Я обнажен, меня объяла мгла, и потому уместна здесь печаль.

— Но разве ты не знаешь, что весна перевернёт печальную главу, и ты опять очнешься ото сна, и прорастёшь листвою в синеву?

— Так, да не так, румяный оптимист: неужто древом быть мне без конца? неужто вечно будет стихолист, как ветер, биться в мёртвые сердца?

— Ну что ж, ты прав: однажды этот сон окончиться, как не был, и поэт, как занавес, раздвинет небосклон и в свете растворится, словно свет.

***

Проснувшись, долго вспоминал,
Зачем он оказался здесь.
У зеркала костюм стоял,
В который предстояло влезть.
Однако, думалось ему,
Как это надоело мне!
И тут же всплыл вопрос — кому?..
И растворился в тишине.

Когда открываешь священный текст,
Когда подступаешь к нему всерьёз,
Сердце сжимается от тоски,
Что ты уже не вернёшься вспять.
И ты теряешь себя меж строк
В белом пространстве небытия,
Словно дельфин на излёте сна
Выгнул тело своё в дугу.
Это как ветер, как листопад,
Снег на ладони, луна в окне.
Это себя самого забыл,
Тот, кто себя никогда не знал.

Я знаю только то, что ничего не знаю,
И не желаю знать, распахнутый в Тебя.
И мается душа по праздничному маю,
Как раненный горнист, в трубу свою трубя.
Ещё одна война на Острове Забвенья.
Безумный политрук смеётся без конца.
Распалась связь времён на огненные звенья,
И некому прозреть, стирая мир с лица.

Этот день — абсолютная вечность.
Я есмь глас незакатного дня.
Если хочешь узреть бесконечность
— Посмотри на меня.

Осталось только виденье, а память о себе растаяла как облачко в бездонной синеве.

Мысль постепенно тает в созерцанье,
как тени дня в ежевечерней тьме,
и логосов предвечное мерцанье
все ярче разгорается в уме.