Умереть и оставит поэзии нежную нить
Паутинкою плыть в опрокинутом небе земли.
Умоляю забыть мое имя, простить и забыть,
Как цветок безымянный в пыли.

Это — я, это — он, сам себе неизвестный, живой
Той таинственной жизнью возлюбленной ветром травы,
Над которой царит ослепительный лик золотой
В океане священной, смирившейся в свет, синевы.

Умереть и забыть обнаженный и тщательный сон
На равнинах земли, на мучительных иглах жнивья…
И уже навсегда до конца осознать: это — Он.
Но не я…

— Ты породил стихов прекрасных рой, как дерево весеннюю листву. Так что же ты печален, мой герой, и уронил на грудь свою главу?

— Ты что, не видишь? — осень унесла моих детей в неведую даль… Я обнажен, меня объяла мгла, и потому уместна здесь печаль.

— Но разве ты не знаешь, что весна перевернёт печальную главу, и ты опять очнешься ото сна, и прорастёшь листвою в синеву?

— Так, да не так, румяный оптимист: неужто древом быть мне без конца? неужто вечно будет стихолист, как ветер, биться в мёртвые сердца?

— Ну что ж, ты прав: однажды этот сон окончиться, как не был, и поэт, как занавес, раздвинет небосклон и в свете растворится, словно свет.

***

Проснувшись, долго вспоминал,
Зачем он оказался здесь.
У зеркала костюм стоял,
В который предстояло влезть.
Однако, думалось ему,
Как это надоело мне!
И тут же всплыл вопрос — кому?..
И растворился в тишине.

Когда открываешь священный текст,
Когда подступаешь к нему всерьёз,
Сердце сжимается от тоски,
Что ты уже не вернёшься вспять.
И ты теряешь себя меж строк
В белом пространстве небытия,
Словно дельфин на излёте сна
Выгнул тело своё в дугу.
Это как ветер, как листопад,
Снег на ладони, луна в окне.
Это себя самого забыл,
Тот, кто себя никогда не знал.

Я знаю только то, что ничего не знаю,
И не желаю знать, распахнутый в Тебя.
И мается душа по праздничному маю,
Как раненный горнист, в трубу свою трубя.
Ещё одна война на Острове Забвенья.
Безумный политрук смеётся без конца.
Распалась связь времён на огненные звенья,
И некому прозреть, стирая мир с лица.

Этот день — абсолютная вечность.
Я есмь глас незакатного дня.
Если хочешь узреть бесконечность
— Посмотри на меня.

Осталось только виденье, а память о себе растаяла как облачко в бездонной синеве.

Мысль постепенно тает в созерцанье,
как тени дня в ежевечерней тьме,
и логосов предвечное мерцанье
все ярче разгорается в уме.

Мысль о смерти всего лишь мысль.
Лебедь на фоне свинцовой тучи…
Закат оплавил ее по краю,
Тишина разрывает грудь.
Хочется выбросить сердце ввысь
Алой слезой горючей:
Весточка — Раю…
Помнит ли кто-нибудь?

…

Неинтересно почти… Почти
Белую птицу: шепни — люблю.
Ты — здесь, и это не изменить,
Ты абсолютно здесь.
Книгу любую раскрой, прочти
Как я тебя на словах ловлю.
Тоньше тонкого смысла нить,
Если вообще он есть.
*

Сирень протягивает грудь
В мою ладонь. Держу, качаю…
Творца сновидческую суть
Во всем, что вижу, различаю.

И кучевые облака
Темны, как боль в глубинах тела.
И сам влекусь я, как река,
К непостижимому пределу.

Как мертвый лист — утрачен путь…
Вопросы кончились, и ветер
Сосёт сиреневую грудь,
Калитки снов срывая с петель.