Осенний Поросёнок

Дышалось легко и радостно. Осень стояла просторная, светлая, и вокруг было много земли.

Поросёнок выбежал на поляну и зашуршал ножками в опавшей листве. Это было очень весело — вот так бегать и шуршать, а потом остановиться и слушать.

Тоненько-тоненько свистел в голых кустах ветер, шевелилась трава, но лучше всего, конечно, было шуршать листьями.

Читать дальше →

47. Три испытания Доушо
Наставник Доушо, испытывая учеников, задавал им три вопроса. Первый был таков: «Взявшись искать сокровенную истину, вы хотите лишь увидеть свою природу. Где же ваша природа?»
Второе испытание было таким: «Когда вы постигли вашу природу, вы становитесь свободны от жизни и смерти. Но если вы держите глаза закрытыми, как можете вы освободиться?»
Третье испытание было таким: «Если вы освободились от жизни и смерти, вы знаете, куда вы попали. Но если все четыре элемента вашего тела распались, куда вы можете попасть?»
Умэнь заметит: Тот, кто ответит на эти три вопроса, будет повелителем всего мира. А тот, кто не ответит, пусть глотает побыстрее, чтобы наесться досыта, и жует помедленнее, чтобы побороть голод.
В одном мнгновении прозреваешь вечность всех кальп,
Вечность всех кальп — как одно мнгновение.
Если прозреешь бездну одного мнгновения,
Постигнешь и того, кто видит ее.

У психиатра:
— Доктор, у меня мания преследования, мне кажется, что куда бы я не пошел, за мной следует огромная толпа. Я в пустыню, они за мной, я через море, они следом…
— Дааа, случай безусловно тяжёлый. Так как вас звать?
— Моисей…

Когда я поняла, что я Богиня?
Ну, я молилась и неожиданно обнаружила, что говорю сама с собой!

Во!:))))

*************************

Всё мечтаю сделать себе футболку, с надписью спереди «я шизофреник», а сзади «я тоже».

А ВЫ?)))))

не поговорить с человек, который разговора достоин, — значит потерять человека; а говорить с человеком, который разговора не достоин, — значит терять слова. мудрый, не теряет ни людей, ни слова.

Если Бог уничтожит людей, что же делать котенку?..
«Ну пожалуйста, — тронет котенок всевышний рукав, — Ну пожалуйста, дай хоть пожить на земле негритенку, — Он, как я, черномаз и, как я, беззаботно лукав…

На сожженной земле с черномазым играть буду в прятки,
Только грустно нам будет среди опустевших миров,
И пускай ребятишек со мною играют десятки,
Даже сотни играют — и стадо пасется коров.

А корова — она на лугу лишь разгуливать может,
Чтобы вымя ее наполнялось всегда молоком…
Ну пожалуйста, бешеный и опрометчивый Боже, — Возроди этот мир для меня — возроди целиком.

Даже если собаки откуда-то выбегут с лаем,
Будет весело мне убегать от клыкастых собак,
Ибо все мы друг с другом в веселые игры играем, — Даже те, кто, как дети, попрятались в темных гробах...»

На пути самопознания многие заходят слишком далеко. Они теряют из виду то, что они ищут — свою суть.
Усилия, необходимые в начале, становятся препятствием в дальнейшем.
«Каждый испытывает страдания из-за собственных усилий, и никто не понимает этого», — говорит индийский мудрец Аштавакра.

Читать дальше →

Больше жизни любивший волшебную птицу — свободу,
Ту, которая мне примерещилась как-то во сне,
Одному научился я гордому шагу — уходу,
Ухожу, ухожу, не желайте хорошего мне.

Ухожу от бесед на желудок спокойный и сытый,
Где обширные плеши подсчитывают барыши…
Там, где каждый кивок осторожно и точно рассчитан,
Не страшит меня гром — шепоток ваш торгаший страшит.

Ухожу равнодушно от ваших возвышенных истин,
Корифеи искусства, мазурики средней руки,
Как похабный товар, продающие лиры и кисти,
У замызганных стоек считающие медяки.

Ухожу и от вас — продавщицы роскошного тела,
Мастерицы борщей и дарительницы услад,
На потребу мужей запустившие ревностно в дело
И капусту, и лук, и петрушку, и ляжки, и зад.

Ах, как вы дорожите подсчетом, почетом, покоем — Скупердяи-юнцы и трясущиеся старички…
Я родился изгоем и прожил по-волчьи изгоем,
Ничего мне не надо из вашей поганой руки.

Не простит мне земля моей волчьей повадки сутулой,
Не простит мне гордыни домашний разбуженный скот…
Охромевшие версты меня загоняют под дула
И ружейный загон — мой последний из жизни уход.

Только ветер да воля моей верховодили долей,
Ни о чем не жалею — я жил, как хотелось душе,
Как дожди и как снег, я шатался с рассвета по полю,
Грозовые раскаты застряли в оврагах ушей.

Но не волк я, не зверь — никого я не тронул укусом;
Побродивший полвека по верстам и вехам судьбы,
Я собакам и кошкам казался дружком-Иисусом,
Каждой твари забитой я другом неназванным был.

… Если буду в раю и Господь мне покажется глупым,
Или слишком скупым, или, может, смешным стариком, — Я, голодный как пес, откажусь и от райского супа — Не такой это суп — этот рай — и Господь не такой!..

И уйду я из неба — престольного божьего града,
Как ушел от земли и как из дому как-то ушел…
Ухожу от всего… Ничего, ничего мне не надо…
Ах, как нищей душе на просторе вздохнуть хорошо!...

Если
бы Бог одарил меня еще одним мгновением жизни, я бы одевался
скромнее, валялся бы на солнце подставив к их теплым лучам не только мое
тело, но и душу.
Господи, если бы у меня было сердце…
я бы написал всю свою ненависть на льду, и ждал, пока выйдет солнце…
Я бы палил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуйих лепестков…
Господь, если
бы у меня еще оставался кусочек жизни, я бы не провел ни одного дня, не
сказав людям, которых я люблю, что я их люблю…

Дзэнский Мастер по имени Геттан жил в последней части эры Токугава. Он говорил: «Существует три вида учеников: те, кто передают дзэн другим, те, кто поддерживают храмы и святыни, а также существуют сумки для риса и вешалки для одежды».

Гадзан высказывал ту же мысль.
Когда он учился у Текесуна, его учитель был очень суров. Иногда он даже бил учеников. Другие ученики не хотели переносить такое учение и уходили. Гадзан же остался, говоря:

«Плохой ученик использует влияние учителя. Средний ученик восхищается добротой учителя. Хороший ученик растет сильным под давлением дисциплины учителя».