Теперь вернемся к Постижению, случившемуся десять дней назад. Я говорю «Постижение», а не «опыт», по одной весьма определенной причине. Собственно, это не было ни интеллектуальным пониманием, ни знанием посредством чувств, плотным или тонким: хотя обе эти формы присутствовали, особенно первая, но были полезны лишь как дополнения. Это было Пробуждение к Знанию, которое я смогу лучше отразить, если назову его «Знанием посредством тождества», и, таким образом, этот процесс (насколько здесь вообще уместен подобный термин) лучше всего выразить словом «Постижение».

Итак, я читал, сидя в кресле-качалке на балконе. Вместо того, чтобы читать по порядку, я сразу обратился к разделу, посвященному Освобождению, поскольку чувствовал к нему какое-то особое влечение. Я бегло просмотрел текст; изложение было чрезвычайно ясным и убедительным. И вот, когда я погрузился в размышления над прочитанным, меня вдруг осенило, что общей ошибкой в высшей медитации, цель которой — Освобождение, был поиск какого-то тонкого объекта познания, иными словами, чего-то, что можно испытать. Конечно, теоретически я давно знал ошибочность этого положения, но еще не постиг, а именно — не признал ее (тут тонкое, но очень важное отличие). Так вот, я сразу же оставил надежду на то, что что-то должно произойти. Затем, с открытыми глазами, не останавливая деятельности ни одного чувства, а значит — без какого бы то ни было транса, я извлек субъективный момент (элемент «Я» или «Атман») — из всей полноты и многообразия объективного сознания. На нем я и сосредоточился. Естественно, я обнаружил то, что с относительной точки зрения является Мраком и Пустотой. Но я осознал это как абсолютный свет и полноту, и осознал, что оно — это Я. Конечно, я не могу сказать, что оно такое по своей природе. Сознание неотносительное неизбежно искажается относительными формами сознания. Я не только не мог бы передать это другим, — я не мог бы удержать этого даже в своем собственном относительном сознании: сознании в пределах ощущений, чувств или мыслей. Всякий мыслитель-метафизик сразу поймет, что это невозможно. Я был готов даже к тому, что личное сознание не примет в этом Постижении вообще никакого участия. Но, к счастью, это оказалось не так. Тут я почувствовал в своем дыхании присутствие амброзии и то очищающее благословение, которое она изливает на всю личность, включая даже физическое тело. Я нашел себя выше вселенной, но не в том смысле, что я покинул физическое тело и вышел в бесконечное пространство, а в том, что я выше пространства, времени и причинности. Я почувствовал себя каким-то неуловимым, но чудесным образом свободным. Я поддерживал всю вселенную, но не был связан с нею. Желания и стремления становились все более призрачными. Все мирские почести не способны были воодушевить меня, и сама физическая жизнь казалась нежелательной. В последующие дни я неоднократно пребывал в состоянии глубокого размышления, обдумывая идеи, которые были настолько отвлеченными, что для них не существует понятий. Я как бы проник в настоящую библиотеку знания; вся она была ещё менее конкретной, чем самая абстрактная математика. Личность покоилась в каком-то, я бы сказал, нежном сиянии счастья, — хотя и очень тонком, однако настолько сильном, что в сравнении с ним становилось ничтожным любое чувственное удовольствие.

Подобным же образом пропало чувство мирской боли. Я как бы взирал на мир, вопрошая: «Что же тут интересного? Что есть такого, что стоило бы усилий?» Меня интересовало лишь одно — чтобы другие души также осознали то, что осознал я, ибо в этом — единственный эффективный ключ к решению их проблем. Маленькие человеческие трагедии не вызывали во мне отклика. Я видел одну великую трагедию, причину всех прочих, — отсутствие осознания человеком своей собственной божественности. И я видел, что существует только одно решение — осознание этой Божественности.

Источник: Франклин Меррелл-Вольф «Пути в иные измерения» (Личная запись преображения сознания)

Я сидел один в комнате на первом этаже дома моего дяди. Я редко болел и в этот день, как обычно, чувствовал себя хорошо, но вдруг сильный страх смерти овладел мной. Ничто в состоянии моего здоровья не могло послужить поводом к этому, да я и не пытался найти объяснение или причину страха. Просто ощутил, что «я собрался умереть», и стал думать, что надо делать в этом случае. У меня не было даже мысли посоветоваться с доктором, моими родственниками или друзьями, так как я чувствовал, что должен решить эту проблему сам, здесь и теперь.
Шок страха смерти заставил мой ум обратиться вовнутрь, и я мысленно сказал себе: «Сейчас пришла смерть, но что же это значит? Что есть то, что умирает? Это умирает тело». И я сразу инсценировал приход смерти. Я лежал, жестко вытянув члены, как бы умерщвляя плоть, имитируя труп, чтобы возможно более реально провести исследование. Я задержал дыхание и плотно сжал губы, так что ни один звук не мог вырваться наружу, и ни слово «я», ни другое слово не было произнесено. «Ладно, – мысленно сказал я себе, – это тело умерло. Оно будет отвезено, как труп, к месту кремации, сожжено и превратится в прах. Но умру ли Я со смертью тела? Разве тело – это Я? Оно безмолвно и инертно, но я продолжаю чувствовать полную силу своей индивидуальности и даже слышать голос «Я» внутри себя, отдельно от него. Значит, Я – Дух, превосходящий тело. Тело умирает, но Дух, превосходящий его, не может быть затронут смертью. Это означает, что Я – бессмертный Дух». Все это не было тусклой мыслью, а вспыхнуло во мне ярко, как живая Истина, которую я воспринял непосредственно, почти без участия мыслительного процесса. «Я» было чем-то очень реальным, единственной реальной вещью в моем состоянии, и вся сознательная активность, связанная с моим телом, была сконцентрирована на этом «Я». С этого момента «Я», или Самость, мощным очарованием сфокусировало на себе мое внимание. Страх смерти исчез раз и навсегда. С того времени погружение в Самость не утрачивается. Другие мысли могут приходить и уходить, как различные музыкальные тона, но «Я» остается словно основной тон шрути, на который опираются и с которым смешиваются все остальные тона. Занято ли тело разговором, чтением или чем-нибудь еще, я постоянно сосредоточен на Истинном Я. До этого кризиса я не имел ясного восприятия моей Самости или сознательного влечения к НЕЙ. Я не чувствовал ощутимого или ясного интереса в НЕЙ, а еще менее какой-либо наклонности к постоянному пребыванию в НЕЙ.

Читать дальше →

Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезало, будто его никогда у меня и не было, будто я просто где-то все это вычитал. Оно становилось похожим на давний сон, на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Я расставался с прошлым, рвал связи со своей историей. Я забывал автобиографию, становился кем-то несуществующим, кого Будда называет анатта. Исчезали границы, пропадали все различия.
Сам разум исчезал; он отдалился на тысячи миль. Собраться с мыслями было трудно, разум уносился все дальше и дальше, но цепляться за него не было никакой нужды. Он меня попросту не интересовал. Все шло как надо. Не было нужды сберегать воспоминания. К вечеру это стало нестерпимо болезненным. Я чувствовал себя словно женщина, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
Всю неделю я ложился спать в двенадцать-час ночи, но в тот день просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Что-то надвигалось, что-то непременно должно было случиться. Трудно сказать, что именно, — возможно, я просто умирал — но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что я готов был даже умереть. Мне уже ничего не хотелось. Целую неделю я провел в полном блаженстве. Я был так счастлив, что с радостью принял бы даже смерть.
Что-то неотвратимо приближалось — что-то сравнимое с гибелью, некий решительный поворот, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.


Читать дальше →

Я искал врата просветления, сколько себя помню — с самого раннего детства. Должно быть, эта мечта осталась у меня от прошлых жизней, потому что не было ни дня, когда бы я не занимался этими поисками. Конечно, все вокруг считали меня чудаковатым. Я никогда не играл с другими детьми. Я даже не заговаривал со своими ровесниками. Мне они казались туповатыми. Они и в самом деле занимались поразительными глупостями. Я никогда не хотел играть в футбол, волейбол или хоккей. Естественно, все считали меня странным. Что до меня, то я тоже пришел к такому выводу. Повзрослев, я понял, что на самом деле странный не я, а весь наш мир.
Последний год жизни дома, когда мне исполнился двадцать один год, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил —родители, друзья и преподаватели, — отчасти понимали, что со мной происходит. Но почему я так отличался от остальных детей? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем усаживался на берегу реки по ночам и смотрел в звездное небо? Естественно, те, кто не понимает подобных вещей — а мне и не очень-то нужно, чтобы их понимали, — считали меня сумасшедшим.
Меня почти не замечали даже дома. Меня постепенно перестали о чем-то спрашивать. Все вели себя так, будто меня здесь нет. И это мне нравилось —так я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.
Тот год выдался примечательным. Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: «Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!» Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и говения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в «черную дыру».

Читать дальше →