ТЕБЕ никто не нужен, чтобы БЫТЬ СОБОЙ!
А вот для того, чтобы быть «не собой»…
Просто необходимы «другие» и отношения!

Когда ум свободен от всего содержания, всего его обусловленного мышления, он вступает в одиночество тишины. Эта тишина может возникнуть только тогда, когда человек видит ограниченность мышления. Когда он видит, что его мысли не приносят истину, мир, или свободу, тогда возникает естественное состояние тишины и внутренней ясности. И в этой тишине есть глубокое одиночество, потому что человек не ищет более выгодных отношений с мыслью либо с сопровождающими эмоциями, которые произведены мыслью.


В этом одиночестве все идеи и образы оставлены позади, и мы можем интуитивно ориентироваться в направлении не рождённого и несотворённого основания бытия. В этом основании мы находим свое истинное существо; и тем же способом, как не сотворено наше существо, оно также бессмертно. Поэтому, все, чем когда-либо мы были или будем, может быть найдено в нашем одиночестве (внутри нас самих) и безвременно присутствует во всей его полноте и законченности, ныне и вечно.

Читать дальше →

Из рассказа Клиффорда Саймака «Когда в доме одиноко».

Нa следующее утро, когдa Моуз позaвтрaкaл, обa они пошли в гaрaж и вытaщили во двор клетку. И это тaинственное, неземное сооружение стояло тaм в холодном и ярком свете зaри.

Существо подошло к клетке и нaчaло было протискивaться между двумя прутьями, но, вдруг остaновившись, вылезло обрaтно и подошло к Стaрому Моузу.

— Прощaй, друг, — скaзaл Моуз. — Я буду скучaть по тебе.

У него кaк-то стрaнно зaщипaло глaзa.

Тот протянул ему нa прощaние конечность, и, взяв ее, Моуз почувствовaл, что в ней зaжaт кaкой-то предмет, нечто круглое и глaдкое, и тут предмет окaзaлся уже в руке Моузa.

Существо отняло свою конечность и, быстро подойдя к клетке, протиснулось в нее между прутьями. Оно потянулось к корзинке, что-то вспыхнуло, и клеткa исчезлa. Моуз одиноко стоял нa зaднем дворе, устaвившись нa то место, где уже не было клетки, и вспоминaя, что он чувствовaл или думaл или слышaл? — прошлой ночью, лежa в постели.

Должно быть, существо уже тaм, в черном безысходном одиночестве межзвездных дaлей, где оно сновa ищет кaкой то уголок, или предмет, или другое живое существо, но смысл этого поискa не дaно постичь человеческому рaзуму.

Моуз медленно повернулся к дому — нaдо взять ведрa и идти доить коров.

Тут он вспомнил о предмете, который держaл в руке, и поднял к лицу все еще крепко стиснутый кулaк. Он рaзомкнул пaльцы — нa его лaдони лежaл мaленький хрустaльный шaрик, точно тaкой же, кaк тот, который он нaшел в склaдке-кaрмaне похороненного им в сaду трупa. С одной только рaзницей первый шaрик был мертвым и мaтовым, a в этом мерцaл живой отблеск дaлекого огня.

Глядя нa него, Моуз ощутил в душе тaкое необыкновенное счaстье и покой, кaкие ему редко случaлось испытывaть рaньше. Словно его окружaло множество людей и все они были друзьями.

Он прикрыл шaрик рукой, a счaстье не уходило — и это было непонятно: ведь ничем нельзя было объяснить, почему он счaстлив. Существо покинуло его, он остaлся без
Читать дальше →

Через одиночество нужно пройти и принять как данность. Важный этап. Пройдёшь — станешь всем, отступишь — останешься тенью чьих-то желаний. Есть черта, за которую с тобой не пойдёт ни кто. Да за ней и нет ни кого. Вот там и начинается практика, а до того — лишь возня мышей внутри вращающегося барабана. Откроешь глаза и уши, перестанешь твердить чужие заученные слова, думать чужими мыслями, подгонять свою жизнь под чужие идеи. Конечно, всё по началу будет выглядеть не так, как ты хочешь увидеть, зато — так, как есть… Ты не поверишь, какое это блаженство — быть собой ©via yogin1

когда я увидел свет в первый раз
в комнате пахло
рыбой и гарью
меня положили
на желтый матрас
и казалось что стены
столпившись
согнувшись печально
шептали мне:
кто ты?
мы не ждали
не ждали тебя…

Шоун, чьи пьесы не пользуются особым успехом, зарабатывает на жизнь актерством. Грегори, некогда прославившийся авангардистскими театральными постановками, несколько лет пребывает в творческом кризисе. Они давно не виделись, а теперь встретились, чтобы поговорить — о жизни и смерти, одиночестве и счастье, о культуре и идеологии, об окружающем мире и месте человека в нем, об истинных ценностях и иллюзорных целях.


Читать дальше →

Сидела женщина с Котом.На теплой крыше.
О том болтали и о сём, никто не слышал.
Ну, как живешь, хвостатый друг? Да, как обычно,
Хожу, брожу, ищу подруг, гоняю птичек.
Глядишь, накормит, милый кто, и обогреет…
А у тебя? Как ты живешь? А я? Старею…
Нам жизнь одна дана, увы… у вас их девять.
И, вроде, все, как у людей, а сердце щемит.
Вот так, дружище, я с тобой сижу на крыше,
И растворяется тоска, все тише, тише…
Не уходи с колен моих, с тобой теплее.
Прохладный вечер на двоих уже темнеет…
И был ей этот разговор, всех близких ближе,
Сидела женщина с Котом на теплой крыше...

Почему мы амбициозны?
«Мне было бы скучно, если бы я не была поглощена стремлением достичь какого-нибудь результата, раньше я была амбициозна ради моего мужа, и я предполагаю, что вы сказали бы, что это было ради меня самой, но через моего мужа. А теперь я амбициозна ради себя, но через идею. Я никогда не думала об амбиции, я просто была амбициозна».
Почему мы умны и амбициозны? Разве амбиция – не побуждение избежать того, что есть? Разве не глупость на самом деле эта сообразительность, что и есть мы? Почему мы так боимся того, что есть? Что проку от бегства, если независимо от этого, что «мы есть» всегда рядом? Возможно, нам удастся убежать, но то, что мы есть, все еще здесь, порождая конфликт и страдание. Почему так боимся нашего одиночества, нашей пустоты? Любая деятельность, далекая от того, что есть, обязана принести горе и антагонизм. Конфликт – это отрицание того, что есть, или бегство от того, что есть. Нет никакого другого конфликта, кроме этого. Наш конфликт становится все более и более сложным и неразрешимым, потому что мы не сталкиваемся лицом к лицу с тем, что есть. В том, что есть, нет никакой сложности, а только во многих видах бегства, которые мы ищем.
Кришнамурти Джидду

Ожидание, что кто-то ещё присоединиться ко мне,
стоит мне самой свободы,
которую, как я предполагаю, их компания принесёт.
Больше никто никогда не придёт, чтобы остаться…
Я позволяю одиночеству убивать меня,
и с обратной стороны этой смерти есть один друг,
который никогда не исчезает: Любовь.

*****