Невозможно никому ничего поведать о том, что происходит после пробуждения, потому что те, кому можно что-либо поведать, являются лишь частью сна.
Где-то вдалеке появился слабый свет, и замелькали какие-то неясные очертания, которые с каждым своим появлением становились всё ярче, отчётливее. Затем очертания начали наполняться свечением и приобретать форму, а спустя некоторое время стали превращаться в картины, которые, постоянно меняясь, мелькали всё быстрей и быстрей, пока не превратились в непрерывное движение, похожее на кино. Откуда-то начали возникать звуки, ощущения, запахи. Где-то внутри появился горьковатый привкус. Было сложно понять, откуда он исходит, пока не удалось собрать всё внимание, и тут же пришло понимание, что этот привкус находится внутри меня. Да, точно, этот привкус горечи был у меня во рту. Значит, я есть. Я ещё жив.
Наблюдая, как медленно возвращалось моё сознание, я пытался понять, что со мной произошло, куда исчезал этот мир и где был я всё это время.
Ум тщетно пытался осмыслить произошедшее, которое, несмотря на то, что сознание и чувства уже вернулись, не поддавалось никакому объяснению. Сложнее всего было понять, где всё это время был мир и моё «я», и кто всё осознавал, когда моего «я» не было.
Моё «я», считавшее себя до этого времени вполне реальным центром восприятия, вдруг как-то пошатнулось в своей вере в себя. Это не было потерей банальной, глупой, наивной самоуверенности, а глубоким осознанием нереальности «я», иллюзорности той роли, которая была выдумана каким-то невидимым режиссёром-постановщиком и мастерски воплощена искуснейшим актёром с такой ювелирной точностью, что не возникало никаких сомнений в реальности её существования до тех пор, пока это кино случайно не остановилось при продолжающемся самоосознавании.
Сначала это была вспышка, похожая на то, будто во время фильма внезапно оборвалась плёнка, и в глаза ударил яркий свет от экрана. Потом свет погас, исчез экран, и наступила полная темнота, в которой
Читать дальше →