Указатель учения предельно прост, но мало кто может его увидеть. Что же мешает услышать такие простые вещи. Что заставляет создавать лабиринты ментальных конструкций, цепляться за слова и концепции. Что отклоняет стрелку компаса от севера и уводит на тысячи километров в сторону. Могучий магнит, не подвергаемая сомнению аксиома о существовании чего-то истинного, пусть не выразимого словами. Эта слепая вера в царствие небесное которое не от мира сего, или все порождающее сознание или истинная реальность, в конце концов, это светлое будущее, пусть не для нас, а для наших правнуков. Пусть недостижимое в этой жизни, но ждущее нас освобождение. И что бы мы не читали, какие бы слова не говорил мастер, но это, единственное, что придает нашему существованию смысл, неоспоримо. Поэтому когда учение говорит, что то что ты есть, невозможно зарегистрировать ни коим образом, то лукавый ум тут же подставляет замену воспринимая указатель, как некую скрытую тайну, которая недоступна мне, но вот когда Я стану Буддой вот тогда… И сколько не говори что ничего скрытого нет, что то что есть феномен, не отделено от феномена, эти слова не будут услышаны.Скрытая «истинная» реальность последний бастион для Я. Утрачивая ее оно превращается в форму описания, то есть в то чем оно всегда и было. И когда разрушение бастиона каким-то чудом происходит, то оказывается что все что занимало ум только описания, но это ничему не мешает. Все склонности личности продолжают развиваться. Ты не становишься цветком или котом, не сидишь безвольно на диване, а делаешь то, что и делал, разворачивая уникальность своего ума, для которой совершено не нужно чувство Я.

Видишь на том берегу два сарая, один красный, а другой синий? Так и мы, живем, а потом умираем.

Ты нес меня в своей руке
А я то думал налегке
По жизни прокачу как шар
И улечу как сонный пар
Открыв ладонь ты посмотрел…
Взяв за бока меня как мел
На синей плоскости тоски
Провел ты линию реки
Из белопенных облаков
Составил иероглиф слов
Расставил многоточья звезд
И жирно начертил вопрос
Он как жираф качнул звезду
Она упала, так в бреду
Бродя по лабиринтам снов
На ощупь чувствовал я зов.
Сжимая душу как мелок
Ее испишешь, жизнь есть срок.
Ее искрошишь на строку
Ее затупишь на бегу
Оставив на доске пустой
Меловый прочерк над рекой.

Еще я не утратил слово
Еще я слышу из огня
И неизвестность как основа
Еще молчит меня храня.
Немотствовать не значит плакать
А горевать не значит петь
И видеть чистый образ мрака
Еще не значит умереть.

Есть в паузе святая милость
Душа на вдохе замерла
Пространство временем укрылось
И тишина как звук светла.

Я уходил, скрипучие ворота
На скрипочке петлей звучали в тон
Они смотрели вслед перебирая ноты
И бился сердца камертон.
Я уходил, растягивая жилы
Рука отца бессильно пала вниз,
Моя спина как ватником укрыла
Дорогу смутных лет длиною в жизнь.

И вот пройдя сквозь лабиринт порока
Упившись всем что может дать мечта
Состарившись и одряхлев до срока
И осознав что жизнь и смерть пуста
Я вновь вошел в скрипучие ворота
Без гордости без страха без надежд
Я проиграл и не свершив полета
Остался без жилья и без одежд.

Растоптан я и в этом лишь спасенье
Грудь распахнув под жертвенным ножом
Я только тень отброшенная тенью
Пронзенная твоей любви лучом.

Тот кто ушел, сгорел в костре разлуки
Тот кто вернулся, дома был всегда
Как зернышко возьми меня на руки
Я прорасту, когда придет вода.

Ты никогда со мной не расставался
Как солнце не расстанется с лучом
Я птицей в брызгах радуги купался
А ты мне был и ветром и крылом.

Зарежь тельца и позови домашних
Продолжим вечный праздник бытия
Еще нас ждет не вспаханная пашня
И неразлучно там где ты там я.

Мы волки быстрые как реки
Из горной глуби, смутен сон
И наши хрупкие набеги
Разбились о камней закон
На половодье хриплых песен
Кровавой яростью клыка.
Мы это небо болью взвесим
В изгибе старого курка.
Забит жакан, картечь отлита
И мы по руслу древних слов
Еще не до конца убиты
Течем свержением основ.
Какая сила смяла души
Забив тела в проход меж скал,
Быть может ожиданья лучшей
Не доли, как господь сказал:
«Во истину со мною рядом
Воссядет тот кто был распят»
И этот зов струится ядом
От кончиков волос до пят.
И мы летим в прыжке последнем
Благословенны егеря
И отвечает гулом медным
На выстрел мерзлая земля.

Охота на себя.
Путь джняни, предполагает сильный ум, способный распутать самого себя. Но это, же качество и становится главным препятствием на пути пробуждения. Умело манипулируя двойственной природой языка, идущий путем знания создает запутанный лабиринт из ментальных конструкций. Все это объясняется искренним стремлением разобраться в познающей природе, но незаметно само стремление познания становится домом для познавателя и прекратить этот процесс равнозначно смерти. Даже слушая учение и резонируя с ним, все равно остается соблазн уходить от прямого пути в бесконечный лабиринт взаимоисключающих концепций. Предельная простота учения не оставляет ни малейшего шанса на сохранение автора, но придерживаться такого простого пути мешает то же чувство авторства. Из этого замкнутого круга нет выхода, но его можно разорвать предельной искренностью и доверием к мастеру. Все остальное, каким бы правильным и нужным оно не казалось, только оттягивает момент окончательной самоутраты. Необходимо загнать себя как волка, так безжалостно и точно, что бы единственный путь бегства был навстречу выстрелу мастера.

Ко мне сегодня ангел заходил его я ждал, но он пришел внезапно. И грозно бросив тень на потолок, крылатый начертил иероглиф.

Зависла капля за окном и кошки крик, повис в пространстве. Горой Казбека изогнулся дым, соседка распахнув окно застыла, ее губа как маленький омар в пространстве неподвижной тени. Сгущением медовой тишины разбужены неведомые токи, все семь небес остановили бег. Но нас накрыла сфера из тумана, разбухшая как каменный ручей, что ток огня гиперболой направил. Она переливалась семицветьем и чем то тем, что выразить нельзя. Прогнулись стены как пакет бумажный и чьи то лики на косой струне вдруг проступили в люстре и солонке, раздался звук, он был скрипуч как нож играющий кантату в шифоньере. Закрыв глаза, увидел я сквозь веки, они разлились ледяною каплей. Готов был слушать звук, но он молчал, его безглазый лик смотрел как солнце, он также равнодушен был как я, когда жука ботинком распинаю. Он холоден и он же был горяч, его крыло как музыка органа, как нотный знак как пауза в стихе и тень его зеркальна как оркестр играющий хоралы на поминках. Его перо невестина фата, ее поднять, окаменеть мгновенно. Он был беспол, но множество влагалищ и фаллосов узорчатой резьбой вдруг проходили поясом на чреслах и исчезали в черном ничего.

На пальцах проступили знаки смерти как цифры от десятки до ноля. По позвоночнику табун коней горячих ворвался и разбился как стекло о центр непостижимой тишины. Он говорил, но рвалась цепь созвучий и слово обретало сон метала. Оно как капля в черточку меж дат стекало белою тоскою. Как невозможность слышать этот свет. Он звуком освещал собор блаженства, построенный за костяной стеной. Я отвечал, но голос был беззвучен как веер черной жрицы Персефоны. Забытый привкус соли на губах напомнил о подруге Лота.

Потом он вспыхнул и исчез как стон оборванный порывом наслажденья. Мир ожил, музыкальною шарманкой он заиграл упитанный мотив, и дым и кот и губ омар соседки, вдруг обрели осмысленный узор и потекли своей простой
Читать дальше →

Мы в каждой смерти ищем тайный знак
И строчку завершаем многоточьем.
О нем звезда над яслями пророчит,
И время сбило в этот день свой шаг.

Одним лишь взмахом деревянных крыльев
Он утолил голодный вой ночей,
Окрасив кровью клювы злых гвоздей,
Развеялся по небу звездной пылью.

И даже те кто жил, о нем не зная,
Не ведая ни ада и ни рая,
Услышали в ночи сей скорбный крик.

Уже прошли столетья чередой,
И каждое дарило нас бедой,
Но каждый день мы помним этот миг.
1
*********************************************
Мы в каждой смерти ищем тайный знак,
Но что есть смерть? Об этом мы не знаем.
С собою в прятки каждый раз играем,
Но у себя не выиграть никак.

Мы прячемся, глаза закрыв рукою,
Мы просто дети, как придет беда.
И что с того, что на висках года
Нас обручают с дряхлостью чужою.

Вот зеркало — его душа чиста,
Она как белый снег; лишь тень листа
На нем оставит знак, его пороча.

Пусть этой тени образ нам чужой,
Его мы прочитаем над собой.
И строчку завершаем многоточьем.
2*********************************

И строчку завершаем многоточьем,
Там в каждой точке обитает мир,
А в промежутках плещется эфир,
Его услышишь тихой звездной ночью,

Там ангелы и гении веков,
Там пение дриад и смех сатиров,
Врывается он в скучные квартиры,
Не в силах разорвать металл оков.

Мы узники, не знающие плена,
А он струит соленый шум по венам
И каждый день по капле жизнь нам точит.

А был ли он, кто смертью смерть поправ,
Лишил ее владения и прав,
О нем звезда над яслями пророчит.
3***********************************

О нем звезда над яслями пророчит,
О нем с амвона говорит мудрец,
О нем нам пела мать, им жил отец…
И все же червь сомнений душу точит.

Лиц много проходило в тьме веков,
Их легкий путь развеян был ветрами,
Они из мифов говорили с нами,
Но мы не понимали этих слов.

Смотрели мы на палец, а луна
Все так же в отражении видна,
Ее ловить пытается рыбак.

Но только плеск волны ему в укор,
Луна взошла на небо
Читать дальше →

Один приятный человек,
Пускай у нас он будет Федей,
Проснулся раз на потолке,
В объятиях прекрасной леди.

Все это было бы смешно,
Но Феде было так приятно,
Что он хотел только одно,
Не возвращаться в сон обратно.

Но тут кухарка тетя Маша
Войдя случайно в Федин сон,
Его залила простоквашей…
О боже, что за моветон.

И что бы дама с перепугу,
Вдруг не решила что ни будь,
Он оттолкнув свою подругу,
Вернулся в сон, какая жуть.

А там лежит он на кровати,
И видит просто сон о сне.
Ему приснилась дама в платье,
И простокваша на стене.

Ах, потерял я просветленье,
Один искатель мне сказал.
И это вот стихотворенье,
Я для него и написал.

Творец Отец не разделен с твореньем,
Распятый сын не разделен с Отцом,
Окружены они одним мгновеньем,
И дух святой как голубь над венцом.
Цепляя смысл нам не постичь незримость,
А то что есть лишь тишины той милость.