8 октября 2013, 17:03
jediДали о своём интиме
Через пятнадцать минут после первого завтрака я, как обычно, сую себе за
ухо цветок жасмина и отправляюсь по имтимнейшм делам. Не успеваю я как
следует усесться, как тут же испражняюсь, и причем почти без всякого запаха.
Он настолько слаб, что его полностью перебивает аромат надушенной бумаги и
веточки жасмина. Впрочем, это событие вполне можно было бы предсказать по
блаженным и чрезвычайно сладостным снам истекшей ночи, всегда сулящим мне
испражнения нежные и лишенные запаха. Сегодня они даже чище, чем обычно, если
в данном случае вообще позволительно подобное определение. Я объясняю это
только своим почти абсолютным аскетизмом, с ужасом и отвращением вспоминая,
как испражнялся во времена своих мадридских дебошей с Лоркой и Бунюэлем,
когда мне был двадцать один год. Если сравнивать это с сегодняшним днем, мои
испражнения кажутся мне чем-то немыслимо позорным, чумным, лишенным всякой
плавности, похожим на какие-то конвульсивные спазмы, порождающим мерзкие
брызги, чем-то дьявольским, бахвальским, экзистенциалистским, обжигающим и
кровавым. Сегодняшняя почти невесомая плавность заставила меня почти весь
день думать о меде трудолюбивых пчел.
У меня была тетка, которую приводило в ужас все, что как-то связано с
испражнениями. При одной только мысли, что она могла бы хоть чуть-чуть
испортить воздух, глаза ее сразу же орошались слезами. Превыше всех своих
достоинств она гордилась тем, что ни разу в своей жизни не пукнула. Теперь
это уже не кажется мне таким нелепым мошенничеством. Должен сказать, что в
периоды аскетизма, когда я веду интенсивную духовную жизнь, я и вправду почти
никогда на пукаю. Часто встречающиеся в древних текстах утверждения, будто
святые отшельники вообще не выделяли никаких экскрементов, представляются мне
все более и более близкими к истине-особенно если принимать во внимание мысль
Филиппа Ауреола Теофраста, достопочтенного Бомбаста фон
Читать дальше →
ухо цветок жасмина и отправляюсь по имтимнейшм делам. Не успеваю я как
следует усесться, как тут же испражняюсь, и причем почти без всякого запаха.
Он настолько слаб, что его полностью перебивает аромат надушенной бумаги и
веточки жасмина. Впрочем, это событие вполне можно было бы предсказать по
блаженным и чрезвычайно сладостным снам истекшей ночи, всегда сулящим мне
испражнения нежные и лишенные запаха. Сегодня они даже чище, чем обычно, если
в данном случае вообще позволительно подобное определение. Я объясняю это
только своим почти абсолютным аскетизмом, с ужасом и отвращением вспоминая,
как испражнялся во времена своих мадридских дебошей с Лоркой и Бунюэлем,
когда мне был двадцать один год. Если сравнивать это с сегодняшним днем, мои
испражнения кажутся мне чем-то немыслимо позорным, чумным, лишенным всякой
плавности, похожим на какие-то конвульсивные спазмы, порождающим мерзкие
брызги, чем-то дьявольским, бахвальским, экзистенциалистским, обжигающим и
кровавым. Сегодняшняя почти невесомая плавность заставила меня почти весь
день думать о меде трудолюбивых пчел.
У меня была тетка, которую приводило в ужас все, что как-то связано с
испражнениями. При одной только мысли, что она могла бы хоть чуть-чуть
испортить воздух, глаза ее сразу же орошались слезами. Превыше всех своих
достоинств она гордилась тем, что ни разу в своей жизни не пукнула. Теперь
это уже не кажется мне таким нелепым мошенничеством. Должен сказать, что в
периоды аскетизма, когда я веду интенсивную духовную жизнь, я и вправду почти
никогда на пукаю. Часто встречающиеся в древних текстах утверждения, будто
святые отшельники вообще не выделяли никаких экскрементов, представляются мне
все более и более близкими к истине-особенно если принимать во внимание мысль
Филиппа Ауреола Теофраста, достопочтенного Бомбаста фон
Читать дальше →
Rokan
stuikoza
2b_neman
Rush
Radha
Triyana
matti
putnik