Когда я была маленькая (3-4 г и позже), то боялась темноты. Не чудовищ в темноте (они появились позже, и были связаны с кино), а самой темноты.
Едва гасили свет, если я не закрывала глаза, то все сумеречные образы начинали расплываться, что ощущалось как натуральное разрушение мира. В последствии это же ощущение было узнано в опытах с тем-что-нельзя-называть, и названо как «очень детское ощущение».
Еще хуже было, если темнота была полной, а тишина абсолютной, что случалось, когда мы гостили в деревне и на даче. Лежа неподвижно, я очень быстро теряла ощущение тела, что в сочетании с темнотой и тишиной было самым страшным кошмаром, пока я не узнала про Фредди Крюгера:)) Дело в том, что при потере ощущения тела, терялось так же ощущение размера и пространства, возникали переживания чего-то бесконечно большого и ужасно крошечного одновременно, движущегося и неподвижного одновременно. Объяснить и описать я это категорически не могла, вплоть до знакомства с учением. А тогда я тихо звала маму, и упрашивала спать ее со мной под боком, потому что ощущения от нее, звук дыхания, движения — это все приводило мир в порядок.
Несмотря на то, что я до сих пор помню эти ночные глюки как самые впечатляющие кошмары, собственно страх там был вторичен. Первичной эмоцией была какая-то жуткая тоска. Тьма была такой бесконечной, безжизненной, пустой и нечеловеческой, что явно стояла выше и была сильнее меня, и мамы, и всего существующего вместе взятого. Именно это уравнивание пугало. В темноте оно было очевидным. А при свете или рядом с мамой, эта очевидность отступала.
Нечеловечность и космический холод этой пустоты доставляли большое мучение. Сейчас я узнаю это мучение как самое сердце страдания. Это единственное страдание, которое пропитало мою жизнь. То есть весь остальной негатив либо как-то связан с этим первым, либо по сравнению с ним, негативом не является.
Поэтому все, к чему я стремилась впоследствии, и чем увлекалась — эзотерика, свет, любовь, солнце, радуга,
Читать дальше →