Его кровать стояла напротив окна. Его руки плетьми свисали с кровати, касаясь холодного металлического каркаса. Одеяло сползло, а на лице застыла слюна, секундой до этого момента, сползающая на подушку. Он глубоко вдохнул через рот, будто бы стараясь скрыть свою оплошность перед небом, которое смеялось над ним. Пошевелил ногами, дернул рукой и перевернулся на другой бок, скрыв свои сны от неба.
В комнату проникли тени и заплясали в бешеном танце с кусками его сновидений. Ему снилось, что он бежит среди пустынного кладбища, среди могил тех, что боролись за веру, которая оказалась никому не нужна. Ему снилось, что за ним кто-то идет, а он бежит и не может оторваться от взгляда внимательных глаз. Он сворачивал за стволы деревьев и касался их шершавой поверхности руками, но все равно спиной чувствовал взгляд, он боялся выйти из-за дерева, ему все казалось, что эта тень уже рядом, что она стоит рядом, окутывая тело свое темнотой, завязывая душу в узел своим тихим смехом. Он все бежал, пока Земля не закончилась обрывом. Он искал кого-то, он искал истерзанную плоть среди мертвых. Он искал свое имя среди этих белых крестов на зеленом лугу под пурпурным небом. Тишина давила визгом, а он все стоял на обрыве, ожидая приближения тени. Он все ждал, а она все не приближалась, он все ждал – старел, умирал, а она не приближалась и тогда он позвал. Сначала совсем сипло, голос пропал за многие миллионы лет, а потом громко и кричал все громче и громче, в надежде, что его услышат. Кричал. Одну фразу:
— Бог! Ответь мне! Бог, слышишь!
Кричал. Понимал, что ответят, оставалось только ждать. Он любит издеваться, для Него вечность – ничто, для Него тишина – это ответ, для Него смысл – это бессмыслица.
Он стоял и кричал, а тень наконец начала приближаться.
— Не кричи. Он не ответит, — прошептала она, касаясь своим скользким телом его рук.
— Не надрывайся, он не услышит, — шептала она, поглощая его руки своей пастью
— Не плачь, он не увидит, — все говорила она, глотая его язык.
А
Читать дальше →

Выглядываю в окно, а там по небу, плывут розовые облака, слепленные из Любви.

Найденный в относительности Абсолют всегда щетинист, притязающ и неизменно надушен своими правдами. Не жалея любимого одеколона, он добротно орошает себя им, потому что много «правды» не бывает.
А потом он идет. Идет в неведомую даль, уставясь на зарю, и не сворачивая с курса. Много раз битый, но всегда выживающий. Горбатый и похрамывающий. И чуть печальный от того, что не встречает понимания.
Никогда не встречает понимания. Но он уже привык. Найденный Абсолют знает, что в мире мало желающих похлопать его плечу и предложить выпивки на привале. Скорее сунут в морду кулак, да без особенно долгих расшаркиваний сунут. Так вероятнее.
Но его характер уже давно закалился, как сталь. Как пика. Острый. Тонкий. Он учится говорить так, чтобы не выдать себя ни в чем. А потом смотрит своими грустными глазами, чтобы только остаться переночевать в твоем доме.
Ты кормишь гостя пирогами с яблоком и поишь чаем. А он неустанно «благоухает», разнося свое амбре по комнатам, креслам, подушкам…
Он станет твоим другом.
А потом он станет тобой.
Он толкает тебя тихонько в спину, чтобы ты боролся и не сплоховал.
Теперь каждая битва — упражнение в острословии, где ты научен быть вооруженным своей неоднозначностью. Ты знаешь, где сказать, что тебя не так поняли, потому что ты имел ввиду не то. Ты всегда имеешь ввиду что-то «не то». И речь всегда «не об этом»… а о «другом»… Не замечал, что ты всегда, о чем-то «другом»?..
Но ты не всегда так очевиден. Только поначалу ты груб, визглив, и легко распознаваем. Ты навязчив. Ты приходишь со своими «истинами» как свидетель иеговы, даже не спросив, ждал ли тебя кто-нибудь?..
Как спастись заблудшим овечкам долли? Ты знаешь как. Ты вообще все про всех знаешь. Знатный овцеспаситель, — только бы успеть за тобой записать.
Но твои однообразные истории быстро докучают.
Тебе приходится становиться более скрытым. Латентный Абсолют действует осторожнее, почти что незаметно. Он уже не ходит, — парИт!
Борьба перестает быть прямолинейной.
Читать дальше →

В дополнение ко всем своим обычным ношам человек однажды взваливает на себя еще одну — ношу поиска. В слепой и ничем не оправданной надежде, что она облегчит ему привычный груз за плечами. И старая песня запевается на новый лад. Весело и радостно.
Везде надо достичь успеха. Везде надо избежать провала. Бьемся с печенью и сердцем. Бьемся за оргазм супруги. Бьемся за пятерки. Бьемся за подписание договора. Бьемся за пробуждение.
Всего боимся. Что будет рак и инфаркт. Что жена уйдет. Что дети вырастут долбодятлами и начнут ширяться. Что сатори никогда не придет, исчезнет или больше не вернется.
Всему верим. Что эта диета самая лучшая. Что жена действительно задержалась на работе. Что малышу ближе гуманитарные науки. Что они обязательно подпишут. Что этот Мастер — уж точно просветленный. И это учение — самое-самое.
Всегда убеждаемся в обратном. Кардиограмма хромает. Вторая жена лепечет все то же про «срочный проект». Сереже-Пете-Славику безразличны и точные науки, и неточные. Они подписывают договор, но опять не с тобой. Чакра открылась, а счастья нет.
Всегда есть виноватые. Наши врачи. Наша система образования. Эта сука. Эти бандиты. Авторская программа.
Всегда есть маленькие радости. Опрокинуть стакашек. Надрать жопу долбодятлу. Купить виагру и остаться доделывать «срочный проект». Прочесть в газете, что гадам спалили офис. Поторчать на «Я Есть».
Всегда есть конец. Рано или поздно.
Всегда один и тот же.
В целом справился, но в частности не потянул. Хотелось как лучше, получилось как получилось. Вырванные годы, потерянные деньги, очень плохая кардиограмма.
А был ли выбор?
— Вам овсянку с маслом или с вареньем? — спрашивает молоденькая медсестра без тени интереса.
Выбор есть. Но всегда какой-то третьесортный.
Может, у нее есть выбор получше?
Хороший муж. Хорошие дети. Хорошие партнеры. Хорошее сердце. Хорошая карма.
Поживем — увидим.
Но вряд ли
Читать дальше →

ЧЕЛОВЕК В ТРУБЕ

Надо бы снести этот дом до основания – он производит на меня гнетущее впечатление чудовищного гасильника.

Жан Рэ

Две пары поселились в курортной зоне города L на севере Германии. Стоял лучезарный август с феерическими закатами, с морем, отблескивающим во всю свою необъятную ширь до самого горизонта сапфирами, ониксами и рубинами. Море дарило им свою полуденную ласку, песчаные пляжи, кабинки на берегу, в которых можно было уединяться и не видеть никого и ничего, кроме воды. Море было мелководным: идешь, идешь, а оно по колено – какое уж тут купание! Но оно освежало и радовало, а при желании и, главное, терпении можно было дойти до настоящей глубины и плыть, плыть, плыть, фыркая и отдуваясь.

Это были пары, хорошо знавшие друг друга: мужчин связывало многолетнее приятельство, женщины также чувствовали взаимную приязнь, так что в маленькой компании царила гармония. Мужчины были немолоды, а женщины – в самом расцвете зрелой красоты. Со стороны они смотрелись как две респектабельные семейные пары, но они не были семьями. У Виктора дома была жена и двое взрослых детей, здесь же он был со своей приятельницей Нонной. Александр также приехал со своей знакомой Алисой, оставив дома жену и оправдав свой отъезд служебной командировкой или чем-то подобным.

У Виктора был затуманенный взгляд человека, мало что видящего вокруг себя, ищущего в своей глубине устойчивую основу. Александр отличался ироническим складом ума и большей практичностью. Он-то и предложил отправиться вчетвером на север Германии, он же и отыскал недорогой коттедж с видом на море, вблизи ресторанов, баров и продовольственных лавок.

Стоимость аренды оказалась невысокой по причине строящегося рядом гостиничного комплекса и неудобств от нагромождения высоких штабелей ярко-красных кирпичей, черных труб фантастического диаметра, железных прутьев и всякого другого строительного материала и техники. Особой пыли не было, шум заканчивался в пять часов, когда они возвращались с
Читать дальше →

«Ничего не было просто так — если „отл.“, то „Бог любит меня“, если мальчик не звонит, значит, „Бог больше не любит меня“ — так смешно об этом думать, Лиза, натурально, мы очень большого мнения о себе в восемнадцать лет, кажется, все только и думают, как тебе насолить; мир большой, у всех свои дела, правда. Все имеет, как правило, простые и прозаические причины, никакого Провидения, и, что самое, пожалуй, непереносимое — все не имеет никаких настоящих Финалов — ни трагических, ни счастливых, никаких, кончается скомканно и бесславно, или просто глупо, или перетекает во что-то другое; с этим труднее всего смириться, у нас в школе любили спрашивать про Главную Мысль Произведения — Лиза, если у произведения есть Главная Мысль, это ужасная хуйня, а не произведение. Все должно кончаться как-то по-дурацки, или недоумением, или странно — тогда будет как в жизни; никаких хэппи-эндов, никаких десяти трупов, все это беллетристика, Лиза. Прежде всего, ничего не кончается, пока не умер, да и потом, мне кажется, много всего интересного.

И еще — нет никакого конечного Счастья и Благоденствия. Лиза, это самое ужасное. Даже если женщина встречает мужчину своей жизни — ай, да, Мужчину Своей Жизни, — Лиза, она живет с ним два года, или три, или пять, и сначала перестает его хотеть, потому что никогда не хочется того, что вот тут рядом с тобой все время, потом они начинают ссориться, чтобы хоть что-то происходило, потом ревновать друг друга, потом небеспочвенно, потом дети растут и болеют — Лиза, прикинь, счастливая взаимная любовь такое же жуткое испытание, как долгий штиль — вы друг друга добыли, отвоевали у всего мира, вы вместе — и? Ну окей, путешествуете. Ну, бухаете. Ну всякое там. Но ничего не происходит Крышесносящего, Лиза, а мы ж не можем без этого. Ну и все. Ссоры, примирения, секс по большим праздникам — брр, Лиза, жуткое дело. „Поженились, жили счастливо и умерли в один день“ — это они не слова экономят, это просто правда нечего сказать. Все шестьсот страниц они друг
Читать дальше →

Хоть и лето сейчас, но падают засохшие листья души, и вновь удивляюсь красоте осени…

Рождественская история №1

В детстве в канун Рождества мы собирались за столом на праздничный ужин и нам рассказывали разные правдивые и вымышленные истории. Так говорили, что на чердаке дома напротив жил один человек. Что-то определенное о нем сказать ничего не могли. Просто был человек, живущий на чердаке. Все в округе знали, что он очень любил Рождество и дарил тем, кто приходил петь колядки, щедрые подарки. Возможно, надеялся как и другие люди, что его мечты сбудутся. Однако все было не так. От этого он не перестал мечтать и решил для себя найти истинное желание, которое следует произнести в канун Рождества и оно обязательно осуществится. Он сосредоточился и подумал: «Поскольку я совершенное ничтожество и стал в своей жизни ничем, то пускай я буду каждой вещью, а вещи будут мной». После этого он устроил для себя щедрый ужин и распил по этому случаю бутылку кальвадоса. На следующее утро он проснулся и не ощутил никаких изменений. Его темный чердак и кровать казались прежними. Чувствуя разочарование как и прежде, он провел еще немного времени в постели, изучая труды по орнитологии о миграции коростелей.

Затем, намереваясь совершить утренний туалет, свесил ноги, чтобы встать с постели. Его глаза привлекло небольшое движение внизу у ног, и он посмотрел на тапочки. Ему показалось, что они ему улыбались и приветливо шевелили точь-в-точь как у него усами. Он потер глаза от удивления и снова опустил глаза. Тапочки выглядели как прежде. Он спрыгнул с постели и бросился к трюмо. Каждый мелкий предмет занимал обычное место – расческа, баночка с кремом и чернильница с пером, с тревогой он посмотрел в зеркало – усы тоже были на месте. Тогда он немного успокоился, объяснив все ночными кошмарами и пообещав себе во время ложиться спать. Но свой день провел в меланхоличной задумчивости.

По-обыкновению перед сном он сидел у окна и созерцал медленно падающие снежинки в свете уличного фонаря и подумал, что это странное происшествие с тапочками ему было
Читать дальше →

О НОВЫХ ВЗРОСЛЫХ

«Новые взрослые» – люди, которые позволяют себе сохранять целый ряд детских качеств в довольно зрелом возрасте. Часто к таким людям испытывают смесь пренебрежения и страха. Пренебрежения – потому что не должен же человек в тридцать пять лет покупать у спекулянта билет на премьеру «Симпсонов» в кино. А страха – потому что эти гады везде, везде. Между тем «новые взрослые» отлично растят своих детей, — у человека, заплатившего за проходку на «Симпсонов», их трое и четвертый на подходе. Дети «новых взрослых» зачастую удивляют учителей здравостью суждений, коммуникабельностью и здравым смыслом – у них с родителями нередко бывают общие интересы, связь теснее, отношения лучше, дистанция меньше. Это – обратная сторона «исчезновения детства», которую в трагических тонах описывал американский исследователь Нейл Постман.

Дети действительно стали лучше понимать взрослых. Но зато и «новые взрослые» научились лучше понимать детей, потому что у них, «новых взрослых», бывают проблемы с учебой, друзьями по играм и родителями, которые выросли в совсем другое время и ничего не понимают про важность Second Life.

Дело не в том, инфантильны ли «новые взрослые», и не в том, не слишком ли рано взрослеют дети. Дело в том, что все наши предположения о занятиях, соответствующих и приличествующих тому или иному человеческому возрасту, оказались неверными. Попытки выстроить шкалу с возрастными нормативами существовали со времен глубокого Средневековья (вспомним гравюры про «Семь возрастов человека» – от спеленованного младенца с погремушкой до несчастного старика с клюкой). В новое время психологи и социологи, в диапазоне от Фрейда до Эриксона, пытались назначить соответствия между образом жизни и физиологическим возрастом. Но последние пятьдесят лет жизни западной цивилизации свели эти попытки на нет.

Выяснилось, что если не воевать на своей земле, есть досыта, жить долго и не очень бояться старости (потому что здравоохранение неплохое, да и на пенсию кое-что
Читать дальше →

Набрёл на отрывок из готовящейся к выходу новой книги Пелевина:

Симулякр

Симулякр есть некая поддельная сущность, тень несуществующего предмета или события, которая приобретает качество реальности в трансляции. К примеру, это некий пикет у посольства или пляска в церкви, которые организуются только для того, чтобы снять об этом массово тиражируемый видеоотчет – и длятся ровно столько времени, сколько снимают это «документальное свидетельство реального события» (создатели рассматриваемого понятия жили в те времена, когда у пикетов и плясок могли быть и другие цели).
Словом, симулякр – это подтасовка перед глазами зрителя, которая заставляет его включить в реальный пейзаж некие облако, озеро или башню, которые на самом деле вырезаны из бумаги и хитро поднесены к самому его глазу.

Однако что это за «реальный пейзаж»?

Учение о симулякре, несмотря на свою «революционность», основано на подсознательной вере в существование подлинных, серьезных, фундаментальных и постоянных сущностей и смыслов, поскольку само понятие «симуляции» предполагает существование «настоящего». Проблема, однако, в том, что абсолютно все сущности, среди которых проводит свое время человек, имеют одну и ту же природу. Все они в равной степени являются поддельными – и у «симулякра» нет никакой оппозиции, которая оправдывала бы введение подобного термина.

Это просто обозначение того единственного способа, которым приходит в существование абсолютно все. Разница только в качестве подделки. Что-то подделано недавно, грубо и наспех – это политические симулякры. Что-то подделано уже давно, и работа сделана несколько тоньше – это культурные симулякры. А самые фундаментальные симулякры создает человеческий ум, опирающийся на язык. Это языковые конструкты, воспринимаемые как внешняя (или внутренняя) реальность.


Читать дальше →